Воин из снов
Шрифт:
Кто знает?
Подавленная мыслью о том, что кто-то мог оказаться настолько равнодушным, она сама исцелила Джерико, потом мокрой тряпочкой стерла кровь и, добравшись до четко очерченных мышц его живота, замерла при виде шрамов там.
Неровные и глубокие, они походили на тот, что был на лице.
Дельфина содрогнулась. Зевс. Она узнала эти шрамы. Они появились от ударов молний. Чувствуя шок от той боли, через которую прошел Джерико, она села на кровать и проследила линию шрама на его лице до губ. Даже в бессознательном состоянии его
И он вернулся за ней, чтобы спасти.
В ее ушах звенели слова, которые он сказал Фобосу. Да, он спас других, но главным для него было спасти ее. Он пришел за ней даже прежде, чем за сестрой. Взгляд затуманился от слез, вызванных нежностью и благодарностью.
— Ты такой драчливый, — прошептала она.
И из-за нее он истекал кровью. Он, кто поклялся, что не станет препятствовать Нуару, все же сделал это. Не только потому, что Нуар ему угрожал. Она в это не верила. С самого начала он защищал ее так, как делали совсем немногие.
Джерико ненавидел этот мир, и тем не менее назначил себя ее опекуном.
Она взяла его руку и уставилась на темную, покрытую шрамами кожу. Грубая и мозолистая ладонь была раза в два больше ее ладони. Это были руки убийцы и любовника и принадлежали мужчине, который очаровал каждую ее клеточку.
Его веки дрогнули и открылись.
— Привет, — выдохнула она, радуясь его пробуждению.
Он нахмурился.
— Я на Олимпе?
— Нет, в Катотеросе. Я не дала им забрать тебя туда.
Джерико сжал ее ладонь. Его взгляд предвещал бурю:
— Почему ты так мила со мной?
— Что ты имеешь в виду?
— Я угрожал тебе и запугивал. Мы едва знакомы, и, тем не менее, ты проявляешь доброту. Почему?
— У меня должны быть причины?
Его взгляд стал мрачным и обвиняющим:
— Все лгут. И все продажны. Какая тебе выгода от доброты?
Его враждебность сбивала ее с толку:
— Я хочу отплатить тебе за мое спасение, других мотивов у меня нет.
Эти слова, казалось, разозлили его еще больше.
— Значит, говоришь, ты не заключала сделку с Зевсом на то, чтобы соблазнить меня?
Глава 11
Джерико следил за лицом Дельфины, на котором шок и паника сменяли друг друга. Он знал взгляд человека, застигнутого на месте преступления, и почувствовал отвращение к себе за то, что оказался таким легковерным. Как он вообще мог верить ей?
— Итак, это правда. — Презрительно скривив губы, он вырвал у нее свою руку. — Мне бы следовало это знать.
Он начал подниматься, но она почти грубо толкнула его обратно на кровать. Ему никогда не доводилось видеть ее в столь неистовом состоянии. Ее глаза прямо таки пылали.
— Не смей вести себя, как ханжа, и уходить, ты, упрямый мужлан. Да, Зевс приказал мне заманить тебя. Я не буду этого отрицать. Впрочем, так же сделала и твоя сестра. Но разве я когда-нибудь слушалась их? Зевс также приказывал мне
— Но меняты совратила. — Он ненавидел нотку боли в своем голосе, которую не мог сдержать. Более того, ему был ненавистен факт, что он так привязался к ней, что сейчас испытывал эту боль. После многовековых стараний защитить себя она проникла за его заградительные щиты и нанесла такой удар в сердце, что ему захотелось сделать ей больно в ответ.
Казалось, она была шокирована:
— Каким образом? Будучи милой с тобой? Это все, что требуется? Я почему-то считала, что совращение — это что-то более серьезное.
В нем зажегся гнев.
— Не смей вести себя со мной снисходительно.
— Я не веду себя снисходительно. Это ты встал в позу, думая, что я тебя совратила. Все, что я делала, это обращалась с тобой по-человечески.
— Тогда насколько же я жалок, что потребовалось так мало?
Она стукнула его в живот. Не сильно. Больше походило на желание привлечь его внимание. Но этого оказалось достаточно, чтобы его гнев раскалился.
— Ты не жалок, — рявкнула она. — И ты не ничтожен. Но ты ранен. Может быть, слегка не в себе, но не жалок.
— Не в себе?
— Ну, ты ведь ворвался в ад, чтобы спасти женщину, которая оказалась достаточно тупой, чтобы дать себя поймать. Лично я не стала бы спасать меня после того первого раза. Это и говорит мне, что ты не в себе.
Джерико захотелось наорать на нее. Хотелось отрицать ее слова и злиться. Сделать ей больно и проклясть само ее существование. И все же, когда он на нее смотрел, все, что он видел — это ее совершенный рот, взывающий к поцелуям, и красивая улыбка, согревающая его сердце. Он видел зеленые глаза с золотистыми крапинками на лице, часто являвшемся ему.
Как она это делала? Как он мог желать задушить ее в одну минуту и обнять в следующую? Просто ее слова прорывались сквозь его гнев, успокаивая и умиротворяя.
Впервые за все столетия он не чувствовал себя жалким и ничтожным. И не потому, что ему вернули силы, а потому что она видела в нем нечто большее, чем его могущество.
Более того, он хотел стать таким, каким она его видела.
И не успев остановить себя, он поцеловал ее.
Его действия ошеломили Дельфину. Как он сумел за один удар сердца перейти из угрюмого состояния к поцелуям?
— У тебя не все в порядке с головой? — спросила она, когда он оторвался от ее губ и начал покусывать ее ушко.
— Нет. Но со мной определенно что-то не так. — Он отстранился, чтобы посмотреть на нее. — Я хочу ненавидеть тебя, но не могу даже сердиться.
Она прищурилась:
— Знаешь, думаю тебе учиться совращению нужно больше, чем мне. Почему ты не обзываешь меня жирной и уродливой, если уж на то пошло?
Он захохотал.
Она оказалась совершенно не готова к этому звуку. Это был глубокий и настоящий смех. Не фальшивый или язвительный.