Воин Пустоши
Шрифт:
А потом был покосившийся плетень, обозначающий границу поселка, пустырь со свалкой, грязные барханы и дорога, уходящая к горизонту, и далекий вой панцирников, и первый в жизни Макоты рассвет в Пустоши. Он шел, сам не зная куда, ощущая приятную тяжесть ножа за ремнем и свертка с едой в кармане… не шел — летел, как на крыльях. Он понимал, что больше никогда не вернется в поселок, никогда не увидит опостылевших рож местных обитателей, как и залитого чахоточным румянцем лица матери. Он шел, а вокруг лежала Пустошь, и солнце поднималось
И еще он понял тогда, раз и навсегда понял: легче всего решить проблему, убив того, кто ее создает. Именно так он и стал поступать впоследствии. Вскоре, чтобы разжиться едой и парой медяков, ему предстояло убить одинокого бродягу, а после мальчик едва не прирезал старика-фермера, но это было уже после, а тогда заскорузлая, маленькая, грязная душа Макоты пела — и рвалась навстречу встававшему над горизонтом бледному солнцу.
Пела она и сейчас, когда атаман поднялся на каменную насыпь, отделяющую провал от расселины, в которой прятался «Панч». На Макоте была броня, пальцы крепко сжимали ребристую рукоять световой пилы, на ремне висел нож, на плече — омеговский автомат… Атаман был непобедим. Могуществен. Вечен!
И Пустошь, как и тогда, лежала перед ним — далеко, за границей Донной пустыни, но все же совсем близко… Лежала, томно раскинувшись, и ждала, пока Большой Макота придет и возьмет ее. Подчинит. Сделает своей. Всю ее, от горизонта до горизонта.
— Земля до горизонта, — произнес он хрипло. — Моя.
— Что, хозяин? — донеслось сбоку озабоченное, и Макота поморщился. — Что ты сказал? Вона Захар, вижу его, а танкер уже потух, а? Так, может, пошныряем в нем, глядишь, найдем чего — вдруг там автомат еще один…
— Не мельтеши, — бросил Макота. — Иди, проверь танкер.
— Слушаюсь!
Дерюжка положил длинный серебристый сверток на камни и бросился по насыпи, но атаман ухватил его сзади за воротник, дернул к себе и добавил:
– Что найдешь — мне сначала покажешь, понял? Не вздумай утаить чего. И быстро давай, чтоб раз-два — и здесь уже был!
— Как можно, хозяин! — всплеснул руками молодой, вывернулся из-под руки и заспешил прочь.
Из-под ноги его полетел камушек, и Захар, копающийся в капоте «Панча», поднял голову.
Полулежащий у костра Стопор схватился за обрез, но потом бандиты узнали атамана и расслабились.
— Ну что, хлопцы? — крикнул Макота, и оба снова напряглись, заслышав в голосе хозяина горячечные нотки. — Повоюем теперь?!
Подхватив сверток, он на заду сполз по камням и пошел вокруг «Панча».
— Гляжу, вытащили его.
— Вытащили, — ответил Захар, слазя с подножки. — Лебедку чуть не сломали. Что с тобой, Макота?
Он встал перед хозяином, с подозрением заглядывая в глаза, посверкивающие шальным свирепым огнем.
— Со мной-то? Да ниче. А что такое?
— Да ты вроде… ну, вроде выпил. Дерюгу вижу, а где Малик?
Стопор подошел к ним, положив обрез на плечо. Второе стягивала повязка.
— Малик… — атаман махнул рукой за спину. — Внизу остался. Насовсем.
— Что-то там грохотало недавно, — припомнил механик. — Земля тряслась.
— Грохотало, потому что эта… Большое это, которое там висело, обвалилось. А Дерюга щас вернется, в танкер пошел глянуть, мож чего осталось.
– Я уже г-глянул, — возразил Стопор. — В-все забрал. О, л-летит!
– Че? Где? — Макота развернулся.
Стопор стоял возле пролома, оставленного в камнях кабиной самохода.
— Д-дирижаба летит.
— Уже?! — Макота бросился к нему, оттолкнув, выглянул. На другой стороне разлома летающая машина медленно поднималась наискось от склона.
— А-а! — взревел Макота, бросаясь обратно. — Отсюда не добьем… Захар, машина на ходу?!
— На ходу-то — на ходу, но… — начал тот.
— В кабину — быстро! Заводи! Упустить шакаленка мы не должны!
— Да работы еще полно, ремонта… — Захар не договорил, Макота вцепился ему в шиворот, развернул грузную тушу к самоходу и дал пинка под зад.
— Да ты совсем ошалел, Макота?! — возмутился механик.
— Заводи, сказал! Стопор — собирай вещи!
Стопор, сунув обрез за ремень, поспешил к костру, возле которого лежала скатка, стояли чайник и чугунок с остатками похлебки.
— Стопор, ящщык со струментом не забудь! — сипло крикнул Захар и, дохнув от натуги перегаром на всю расселину, полез на подножку.
Макота, запрыгнув в кабину с другой стороны, уселся, положил сверток у ног и рванул рукоять на конце свисающего сверху тросика. Хрипло, угрожающе взревел гудок. Заскрипели ржавые пружины сидушки под объемистым задом механика, зарокотал двигатель, что-то задребезжало под ногами.
— Ремонт ему потребен! — просипел Захар и вытащил из-под сиденья бутыль, наполовину полную чем-то мутным.
— И где ты выпивку всегда берешь? — изумился Макота, пододвигаясь, чтобы впустить в кабину сопящего Стопора, который, помимо скатки и чугунка с чайникомволочил еще большой железный ящик с инструментами. — Некроз тебе в печень — ехай уже! Вон они летят, отсюда вижу!
— Так ведь Дерюжка…
— Гони, сказал! Поворачивай!
— Тут не повернуть, задом надо!
— Ну, так задом гони!
Над вершиной каменной насыпи показался «Крафт», вылетающий из разлома. Макота снова дал гудок. «Панч» тронулся назад; Захар, сунув вставшему за сиденьями Стопору бутыль, распахнул дверцу и высунулся, вцепившись в руль одной рукой, оглядываясь. Он плавно поворачивал баранку, чтобы «Панч» не цеплял бортами камни. Самоход пятился, взревывая двигателем, на горку, прочь от остова танкера с черной дырой на месте башни. Оттуда показался Дерюжка, увидел, что происходит, выскочил и с воплями, которые едва доносились сквозь шум мотора, устремился следом.