Воин света
Шрифт:
Ну, троллю немного, а то сидит, будто оглоблю проглотил.
— Спасибо за знакомство с чудесным рестораном, — киваю я и поднимаюсь. — И за ваше время тоже спасибо. Вынужден откланяться. Всех вам благ и правильных решений.
Выходя из зала, я подзываю официанта и закрываю счёт. И чаевые даю хорошие. Уже на улице вспоминаю, что забыл спросить, что это было за вино, как его заказать, когда приду без Зураба. Ну, да ладно, разберёмся как-нибудь.
Возвращаюсь в машину. Джон, разумеется, ушёл, не стал сидеть
— Злой был? — спрашиваю.
— Как собака…
— Понятно, ну-ка, набери казино.
Трубку снимает Лида.
— Лид, привет. Слушай, там грузин этот не вернулся? Джон, который.
— Да здесь.
— Позови.
Он подходит к телефону.
— Алло…
— Чего убежал? — спрашиваю я.
— А что, надо было ждать, пока ты ужинать будешь?
— Я быстро, парой фраз перекинулся и всё. Давай выходи. Я подъеду сейчас.
— Зачем? — настороженно спрашивает он.
— Как зачем? Мы же не договорили вроде. Выходи, я тебя в «Интурист» свожу. Ты там был?
— Нет ещё.
— Ну вот, потусуешься, как белый человек. Давай быстрее, я в пути уже.
— Так я прямо туда подойду, чего ты крутиться будешь…
Ссышь, когда страшно?
— Ну, ладно, соглашаюсь я. И то верно.
Когда я подъезжаю к «Интуристу», он уже стоит у входа. Ждёт. Увидев машину, идёт мне навстречу независимой и гордой походочкой. Но я замечаю, что он немного нервничает. Ну, ещё бы. Говорил что Зураб меня грохнуть хочет, а я с ним пообщался спокойно и, скорее всего, эту явную несостыковычку или, лучше сказать, прокол, заметил. Поэтому не захотел, чтобы я за ним заехал, сам прибежал. Ну-ну.
— Пошли, — киваю я на вход и кошусь на массивный козырёк нависающий над тротуаром.
Неуютно мне под ним, что-то вроде клаустрофобии. Да и вообще, здание довольно депрессивное, не зря его снесут в недалёком будущем.
Швейцар меня сразу узнаёт и делается кислым, памятуя по прошлому разу, чего от меня можно ждать.
— Всё будет хорошо, — усмехаюсь я, вкладывая ему в руку сложенную втрое купюру.
— Добро пожаловать, — фальшиво улыбается он, оглядываю всю нашу честную компанию.
Парни смотрят угрюмо и конкретно. Мы подходим к лифту, заходим внутрь и улетаем наверх, не на небеса пока что, но в бар, манящий советского человека алкогольным разнообразием и обманчивой близостью сладкой заграничной жизни.
Садимся за свободный столик напротив стойки. Я осматриваюсь. Мой дружбан здесь.
— Кутепов! — бросаю я и делаю приглашающий жест.
Несколько человек недоумённо оглядываются. Бармен меня замечает и тоже делается кислым, даже ещё более кислым, чем швейцар. Вот я себе репутацию заработал. Московский озорной гуляка, в натуре, по всему Тверскому околотку.
Кутепов опасливо подходит.
— Здорово, — киваю я. — Как сам?
Он
— Присядь.
— А… нет… спасибо, мне не положено…
— Присядь, — повторяю я.
Он вздыхает, но садится.
— У тебя граппа есть?
— Есть, — удивлённо отвечает он.
— Отлично, нам целую бутылку. И закусить что-нибудь. И… вот что, спасибо.
— Что? — напряжённо переспрашивает он.
— Спасибо, Кутепов. На вот, тебе маленькую премию.
Я вкладываю ему в руку несколько купюр. Хороших, купюр, достойных.
— Да не надо, вы что… — бормочет он.
— За заказ отдельно рассчитаюсь. Тебя как зовут?
— Саня…
— Спасибо тебе, Саня, что не сдал.
Это я про опознание в прокуратуре.
Он уходит, и через мгновенье у нас на столе появляется бутылка, бутерброды, оливки, хлебные палочки.
— Это что? — спрашивает Джон.
— Это граппа. То же самое, что и чача. Ты грузин?
— Грузин, — отвечает он.
— Ну, вот и отлично. Значит пей.
Я разливаю по рюмкам прозрачную, самую простую граппу.
— Давай, за сбычу мечт!
— Чё? — не понимает он. — Какую сбычу?
— Сбыча, это когда мечта сбывается. Не догоняешь что ли? Ты ж нормально вроде по-русски шпрехаешь.
— Так в русском языке нет такого слова, — хмурится он.
— Будет, — заверяю его я и поднимаю свою рюмку. — Давай!
Он опрокидывает содержимое в себя и трясёт головой. Я лишь касаюсь губами.
— Ну, как? — интересуюсь я впечатлениями.
— А-а-а! — крякает он. — Отличная. Не чача, конечно, но тоже ничего.
— Чача-чача, то же самое, только виноград другой. Давай, ещё по одной.
— Так ты не пьёшь.
— А кто грузин, ты или я? Закусывай, главное, закусывай. Ты тосты знаешь? Скажи что-нибудь. Хочешь, я тебе рог раздобуду.
— Что ты говоришь! — вскидывает он руки. — Какой рог? Кино насмотрелся?
Вижу, что его потихоньку отпускает, чувство опасности притупляется, хочется всех любить и говорить много всякой хрени. Ну, а раз хочется, как устоять? Он и говорит. Правда, пока всякую чушь. В итоге я хорошенько накачиваю красавчика Смита, то есть Джона граппой и выслушиваю дофигища бесполезной ерунды.
— Не похоже, — говорю я, — чтобы твой Зураб хотел меня пришпилить. Чё-то ты не то мне сказал, а? А если б я повёлся и мочканул его по твоему совету?
— Я тебе клянусь, он хитрый лис. У него поручение от Мишико.
— Ну, хорош, Джонни, ты гонишь. Он с твоим Мишико на ножах, причём в прямом смысле. Что за подстава?
— Я тебе точно говорю! — нетрезво упирается мой товарищ. — У них там такие дела… Думаешь, он бы первым делом начал тебе во всём признаваться? С чего бы?
— А что надо сделать, чтобы человек начал признаваться, а?