Воин Забвения. Гранитный чертог
Шрифт:
Млада отряхнула колени, оглядываясь. Оказывается, всё это время, что продолжалось безумие, она уверенно и точно ползла в направлении князя. Кирилл ещё был здесь, и первый раз в его взгляде виделась растерянность, которую он тут же подавил. Хальвдан, продолжая держать его за грудки, хмурился, но попытки увести прочь оставил. Бажан, оказывается, сжимал в руке обнажённый меч, и тут же поторопился убрать его в ножны. Виген держался рядом со стражниками, даже в полной неразберихе продолжая ими руководить. Вот уж кого ничем не проймёшь.
Опростоволосившегося ката и след простыл. Не
Млада подумала, что совсем скверно будет, если случившееся припишут Роглу. Напуганные люди захотят обвинить кого-то в колдовстве – это к бабке не ходи. А кто последний был рядом с посадником? Вельдчонок.
Но горожане, похоже, от радости совсем о нём позабыли.
– Славен хранитель воинов, Варла! – грянул над головами уверенный голос Кирилла. Он совсем уже согнал с себя неподобающее смятение и вернулся к своему креслу. – Никакому колдовству не суждено в этот день омрачить наш праздник. Жрец вельдов пустыми уловками хотел запугать нас, и это не пройдёт для него даром. Всё воздастся ему и то, что случилось только что – тоже.
Горожане сначала неуверенно, а потом более громко поддержали его.
– Возвращайтесь к гуляниям, – продолжил князь, и люди одобрительно загомонили. – Сегодня они будут продолжаться дотемна! Пиво и мёд не иссякнут нынче. Ристания станут ещё неистовей во славу Богов и покровителей будущего похода!
Кирилл поднял руку в приветствии, и последние из тех, кто решил убраться домой подобру-поздорову, передумали, вернулись на двор. Снова послышались зазывные выкрики торговцев, предлагающих отведать лакомств и напитков. Стражники принялись убирать то, что осталось от казнённого посадника, подоспевшие отроки присыпали кровавое пятно снегом и утащили плаху. Князь вместе со старшинами ушёл, чтобы вечером снова появиться здесь вместе с остальными почётными зрителями. Ещё миг – и всё вернулось в привычный круг, будто ничего и не было. Снова вспыхнули праздничная суматоха и веселье. Лишь витал в воздухе едва уловимый дух недавнего страха, который ненадолго накрыл всех. Страх перед неизвестным и непонятным.
Пока князь говорил, Млада, еле-еле заставляя себя делать шаг за шагом, отошла в сторону, чтобы не мешать отрокам наводить порядок. Ей самой стоило бы окончательно прийти в себя, хотя от былых ощущений, сводящих с ума, не осталось почти никакого следа. Только невыносимая слабость, как если бы она весь день таскала брёвна. Она всё силилась понять, что же это было? Послание от вельдского жреца, чтобы не забывали, с кем связываются? Или снова загадочные способности Рогла, о которых тот, как он говорит, ничего не знает? Но так или иначе, а видимого вреда этот жутковатый морок никому не принёс – и на том спасибо.
– Ты в порядке?
Она повернула голову. Медведь. Он взял её за плечи и внимательно посмотрел в глаза. А Млада чувствовала себя в этот миг деревянной куклой, не способной ни ответить, ни пошевелиться толком.
– Как ты? Ну? Говорят, у вас тут жуть что приключилось! – кметь слегка встряхнул её.
– Я в порядке, – наконец пролепетала Млада сухим, как тряпка, языком и слабо дёрнулась из его рук.
Медведь не стал настаивать – отпустил, продолжая, однако, встревоженно её оглядывать.
– Что-то мне не верится…
– Ничего мне не будет! – Млада раздражённо отмахнулась и одёрнула тулуп. – Расскажи лучше, как твои ристанья. Всех извалял в снегу?
Уж лучше говорить о чём-то другом – может, скорее отступит слабость и до сих пор скользящий внутри холодным червём страх. Кметь вздохнул, смирившись с тем, что его заботу снова отвергают, поразмыслил и прищурился с оттенком самодовольства. Знать, его ристания и правда шли удачно.
– Ещё не всех, но собираюсь. Только ты всё пропустила, – он вздохнул нарочито обиженно. – Придёшь сюда вечером?
Млада беспокойно огляделась, чувствуя, что напряжение никак не отпускает её, скребёт ржавым крюком в ожидании очередной неприятности. Она зачерпнула ладонью снег и сильно сжала холодный и мокрый комок. Улыбнулась через силу.
– Разве ты без меня не справишься? Не может такого быть.
Медведь, похоже, удивился её мягкому тону. Будто рыбак, который с самого раннего утра просидел на берегу без единой поклёвки, а тут вдруг вытянул на берег жирную щуку. Он обескуражено усмехнулся и проговорил, понизив голос:
– Без тебя – не справлюсь. Сил никаких нет…
– Тогда приду, – Млада отбросила в сторону подтаявший снежок и, кивнув кметю напоследок, пошла прочь.
Неважно, куда. Лишь бы сбежать от гложущего изнутри предчувствия чего-то нехорошего. Чего-то упущенного по её вине. Словно она своей рукой толкнула подрубленное дерево не в ту сторону, и теперь оно норовило раздавить многопудовой тяжестью ни в чём не повинных людей.
Но это, верно, глупости. Остатки пережитого испуга – нужно в этом себе признаться. И забыть.
В стремлении скрыться от вновь накатившего отвращения к самой себе, Млада даже вернулась в свою клеть и там просидела до вечера. Смутно до неё доносились звуки праздника, что становились всё громче и громче по мере того, как пустели бочки с мёдом, выкаченные поутру из княжеских погребов для горожан.
И когда Млада уже окончательно решила, что нарушит данное Медведю обещание и никуда не пойдёт – лучше уж лечь спать – как в дверь постучали. Мелькнула малодушная мысль прикинуться, что она не слышит, но стук повторился, и внутрь заглянул Рогл.
– А-а, – сонно протянула Млада. – Ты всё же вылез из норы, и тебе даже не оторвали голову.
– Старшины пока с меня ничего не спрашивали, – вельдчонок пожал плечами, неуверенно проходя в клеть. – Всё уже готово к последним ристаниям. Ты пойдёшь смотреть?
«Нет. И ты провались в Пекло вместе с остальными», – хотела Млада ответить. Но всё же медленно встала и молча поплелась за мальчишкой.
К вечеру погода совсем испортилась: снег посыпал гуще, поднялся ветер. На ристалищах было пусто. Редко по пути попадался какой припозднившийся отрок, который спешил посмотреть на ристания лучших поединщиков. Хоть краешком глаза – ведь близко к кругу пробиться будет сложно – но посмотреть. Рогл, кажется, тоже проникся предвкушением знатного зрелища и всё прибавлял шагу, постепенно переходя на лёгкую рысцу.