Воин Забвения. Гранитный чертог
Шрифт:
Для всех они поехали на Торг. А чем ещё заниматься молодой невесте князя, когда с далеких земель навезли столько диковинных товаров и едва не каждый день они продолжали прибывать, несмотря на то, что близилось окончание ярмарки? Драгоценности и самоцветы манят девиц, не знающих стеснения в деньгах; на Торге можно спокойно провести чуть ли не весь день, и в детинце ни у кого это не вызовет никаких подозрений. К тому же вряд ли князю, занятому встречей с купцами, сейчас есть дело до того, чем развлекает себя его невеста.
Конечно, делать покупки будет только Тора, а путь Гесты лежал на богатый постоялый двор. Через служанку казначей отсчитывал его хозяину приличную горсть
С Торой они разошлись на Торгу. Геста обогнула рыночную площадь и, оставив лошадь у коновязи посторонней харчевни неподалёку, прошла витиеватыми закоулками к постоялому двору «Княжеский герб». Он считался одним из лучших в Кирияте: в отличие от многих, стоял не на дальних кругах, а почти в самой серёдке. Через приоткрытую заднюю дверь Геста скользнула внутрь – так она поступала всегда, чтобы не мелькать перед глазами горожан, которые могли её узнать.
Тут же нос забили плотные запахи варёной телятины и чеснока. Где-то неподалёку от входа в харчевню визгливая подавальщица громко переругивалась со стряпухой. Геста осторожно поднялась по лестнице, ведущей на второй ярус. Ступени, как назло, отзывались на каждый шаг лёгким скрипом. В зале раздавались громкие мужские голоса вперемешку с тонкими игривыми женскими. Вот уж когда, а во время Торга шлюхам особо сладко живется. Они заполонили всё вокруг: харчевни, постоялые дворы. Самые дешёвые толклись на пристани и встречали там изголодавшихся после долгого плавания мужчин. По окончании Торга они снова расползутся по своим норам. А сейчас стража и сам князь закрывали на них глаза. Нужно же купцам и торгашам развлекаться по вечерам.
Самая дальняя комната пустовала, как всегда. Последний раз оглядевшись по сторонам, будто кто-то мог её подкараулить, Геста открыла дверь и вошла. Внутри было темно и пахло влажной пылью – видно, служанка только утром помыла полы. Прекрасно зная, где стоят добротная кровать и стол с двумя резными лавками, Геста уверенно подошла к окну и распахнула ставни. Через мутные стёкла – на прозрачные хозяин даже зажиточного двора не желал тратиться – в комнату тут же пробился свет, но запутался в тяжёлых занавесях, а потому всё вокруг окуталось красноватым полумраком. Геста хотела было зажечь лучину, но передумала. Она скинула плащ, пригладила растрепавшиеся волосы и немного постояла, наблюдая за кипящей, словно молоко в огромном котле, жизнью города, что текла по улице внизу.
Люди и повозки сновали туда-сюда расплывчатыми пятнами, зато шум было слышно хорошо. Эта жизнерадостная суета скоро утомила Гесту. Но заняться в ожидании Квохара всё равно было нечем. А он задерживался, будто проверяя на прочность её терпение.
И как бы ни надоело ворчание служанки, а Квохар и ей самой никогда не нравился, казался склизким и изворотливым. Знать, такое впечатление было верным, ведь всё то время, что Геста пробыла в Кирияте, казна не знала недостатка в деньгах. И значительную часть этой заслуги справедливо приписывали казначею. Квохар управлялся с монетами, как фокусник, наполняя сундуки почти из воздуха; он предлагал Кириллу всё новые и новые способы пополнить казну. А несколько лет назад даже подтолкнул к тому, чтобы после долгих раздумий и сомнений одобрить труд ариванских рабов в копях Холодного гребня. Грамотные разумные пошлины с горожан, щадящая дань с деревень и сёл, торговля – в вопросах денег он был, как рыба в воде, и Кирилл высоко ценил его таланты. Квохар не случайно получил расположение Гесты: для воплощения дальнейших планов ей могли понадобиться деньги, которые по понятным причинам попросить у князя она не могла.
Позади, наконец, едва слышно скрипнула дверь, и ключ повернулся в замке, закрывая её изнутри.
— Рад видеть тебя, бенх’им танрин[2], – вкрадчивый голос Квохара обволок мягким покрывалом, и его тёплые ладони, не тронутые никакой, кроме писчей, работой, легли на плечи. – Зачем ты звала меня?
Геста, подавив вздох, скосила взгляд на его руку. Но тут же заменила личину безразличия на ласковую улыбку и обернулась. Квохар, не раздумывая, впился в её губы поцелуем, грубым и нетерпеливым. Она мягко отстранилась, дразня казначея взглядом из-под трепещущих ресниц. Тот обнял её за талию и привлек к себе, нашаривая шнуровку хангерока. Пришлось подчиниться, хоть для этого и нужно было преодолеть сильное до тошноты омерзение.
Высокий, худой, как жердь, с вытянутым лицом и выпуклыми рыбьими глазами, Квохар не мог всколыхнуть в Гесте желания; раньше он был холоден, вежлив и ничем не давал повода догадаться о своём расположении. Но соблазнить его оказалось намного проще, чем представлялось. Наружностью мало похожий на жгучих ариванских мужчин, он всё же наследовал присущую им пылкость. Проводить с Квохаром время иногда было даже приятно, если не открывать глаз. И до поры это помогало справиться с тоской, которая то и дело наваливалась на Гесту, когда Кирилл подолгу избегал встреч с ней. Теперь же, напитавшись ненавистью к Младе, она терпела неистовые ласки казначея лишь для того, чтобы он выполнил несколько просьб.
Сегодня настало время для первой. Но прежде стоило задурманить ему голову – тогда он согласится на всё.
Квохар ещё некоторое время повозился с завязками хангерока, но скоро потерял терпение. Он развернул Гесту к себе спиной и не слишком бережно повалил на кровать; шнуровка треснула, и сорванная тесьма упала на покрывало рядом с лицом. Оторвалась пуговица на вороте. Мягкие, влажные губы касались обнаженных плеч, а пальцы стаскивали с Гесты платье; драгоценная диархавенская ткань трещала, но не стоило опасаться за её сохранность – никто не обратит внимания на испорченную одежду. Разве что Тора, но та будет молчать и по приказу собственноручно сожжёт её.
Квохар крепко, до боли, обхватил бедра Гесты руками, и взял её сзади, даже не потрудившись повернуть к себе лицом. Она стискивала зубы всё сильнее при каждом его движении, но с губ почти бессознательно срывался стон вожделения, поощряя старания казначея. Если бы он знал, как в этот миг противен ей, то вряд ли ещё хоть раз появился бы здесь. Но можно было бы поклясться, что умело изображаемая Гестой страсть снова заставит его бежать на встречу по первому зову.
Казначей, хвала Богам, остановился, и его пальцы, сжимающие плечо, крепче впились в кожу. Затем он протяжно выдохнул и навалился сверху так, что в спину Гесты впечатались холодные пуговицы кафтана, который он так и не снял.
— Ты бесподобна, как всегда, – прошептал Квохар, лёг рядом на кровать и, откинув волосы, легко провёл пальцами по шее Гесты. — Так зачем ты звала меня?
Казначей прикрыл свои рыбьи глаза, и на губах его заиграла удовлетворённая улыбка. Он лежал, глубоко дыша, и явно перекатывал по телу остатки только что испытанного удовольствия. Попроси сейчас Геста обеспечить ей трон любых земель, Квохар, верно, ничуть не раздумывая, пообещал бы его.
— Я просто хотела тебя увидеть, — она улыбнулась, поворачиваясь к любовнику. – Мне здесь так одиноко.