Воин Забвения. Гранитный чертог
Шрифт:
– Все эти твои зелья – бесполезная дрянь.
Лерх возмущённо обернулся. Млада нагло встретила его взгляд. Обижать лекаря она вовсе не хотела, но раз по-хорошему не получается, придётся зайти с другой стороны.
– Если бы не моя «дрянь», ты ещё лежала бы пластом! А Раска бы за тобой горшок выносила. Так что пойди прочь!
– Я-то пойду, – Млада безразлично глянула в окно поверх плеча лекаря. – Да только противоядия от отравы вельдов как не было, так и нет. А если вельдчонок помрёт, то и не будет.
– Да он сам ни шиша не знает! Заладил про колдовство – и хоть кол
– А ты хорошо его спрашивал?
Лекарь вздохнул. Понятное дело, что поговорить с Роглом пока так и не взялся – понадеялся на воевод. Он обошёл Младу, взял с полки пару маленьких – не больше кружки – глиняных кувшинчиков и нехотя отдал ей.
– Вот. Заливай по одной трети горячей водой, и пусть пьёт на ночь и с утра. Кашель должен пройти.
– Ты бы осмотрел его…
– Что ещё сделать?! – взбеленился Лерх и нарочито сосредоточенно продолжил перебирать связки трав и кореньев на столе.
Млада только головой покачала.
Но, видно, лекарь хорошо знал, что делает. Кашель Рогла ослаб уже к вечеру следующего дня. Особенно после того, как Млада загнала вельдчонка в баню, несмотря на недовольство многих кметей, которые поклялись, что после него и шагу туда не ступят. У дружинного мятельника с не меньшим трудом удалось выпросить для Рогла одежду взамен испорченной в темнице сыростью и кровью. А вельд, благодарно принимая чистые рубаху, штаны и – по случаю подступающих холодов – кожух, попросил его старые вещи сжечь, хоть, наверное, их ещё можно было отчистить. Сказал, что не хочет больше носить на себе знаки своего рода.
На третье же утро вельдчонок едва не впереди всех отроков вышел на ристалища. С превеликим блаженством на лице он поднял голову к ясному небу, будто в первый раз заметил, что погода ещё радует теплом, а ветер не так студён, как это бывает в конце Паздерника. Рогл даже внимания не обратил на то, как парни, проходя мимо, нарочно задевают его плечами. А вот Млада хорошо это видела, и их злые усмешки вовсе ей не нравились.
Полдня Рогл по её настоянию околачивался в стороне и только наблюдал за тренировкой отроков, которые в этот раз лезли из кожи вон, чтобы показать себя во всей красе. Мол, если бы не рост да ещё худощавые по-юношески плечи – то и от настоящих воинов их не отличишь. А Млада всё раздумывала, стоит ли тратить на вельдчонка силы. То, что он на словах бежал ото всякой привязанности к родичам, могло быть обычной уловкой. Да и в дружине не одобрят.
Но случилось так, что, проторчав без дела едва не до вечера, Рогл подошёл к ней, крутя в пальцах подобранную где-то стрелу.
– Я тоже хочу стать отроком, – проговорил он тихо, коротко сухо закашлялся, но продолжил: – И стрельцом. Если воеводы позволят.
– Да кто ж их знает…
Воевод предстояло дожидаться ещё две, а то и три седмицы, да и вряд ли они разрешат подготавливать Рогла наравне с остальными. Млада внимательно посмотрела на вельда. Он отрешённо разглядывал и пробовал пальцем наконечник стрелы, будто ответа вовсе и не ждал. За три дня он стал выглядеть малость лучше, хотя и не до конца пропали с его лица бледность и ссадины. На скуле отливал желтизной застарелый кровоподтёк.
Как заставить себя ему верить? Или не стоит и пытаться?
– Я давно не стреляла из лука. Но научу тебя тому, что умею, – знакомые, произнесённые когда-то другим человеком слова резанули слух.
Рогл головы не поднял, но заметно просветлел. Млада лукавила: пусть она много лун не брала в руки лук, а стреляла из него отменно. По-другому арияш не готовили. И, коли у вельдчонка обнаружится хоть малая толика способностей и усердия, он станет одним из лучших стрельцов в княжеском войске.
Если отрокам и не понравилось, что Млада взялась обучать вельдчонка вместе с ними, они хорошо это скрывали. Лишь иногда можно было видеть их недобрые взгляды, направленные на нового товарища. А Рогл, казалось бы, по-прежнему ничего этого не видел. Во все глаза он смотрел на Младу, во все уши слушал, что выгодно отличало его от других отроков, которые частенько отвлекались или начинали переговариваться между собой. Как будто вельда вела теперь цель, которой он обзавёлся, пока сидел в темнице. Оно и понятно: доверие в дружине ему ещё только предстояло заслужить. В то время как другие парни считали, что ещё пару лет рутинной подготовки – и они точно кмети. Но уже сейчас можно было сказать, кто из них при этом станет настоящим воином, а чьё имя при встрече воеводы не сразу и вспомнят.
И вечером первого дня обучения Млада, отправляясь в трапезную, оставила Рогла упражняться на ристалище в свете факелов. Уходить вместе с отроками он наотрез отказался и всё упрямо вскидывал лук, попадал то в самую серёдку мишени, то мимо. Тихо ругался сквозь зубы, собирая стрелы, и становился с оружием на изготовку снова. Значит, быть кровавым мозолям на его пальцах поутру.
– А ты, видать, твёрдо решила вырастить того, кто тебе потом в спину нож всадит? – плеснул в спину Младе насмешливый вопрос, когда та проходила мимо одного из длинных и шумных столов трапезной.
Кмети, до того громко переговариваясь и хохоча, замолчали. Многие из них уже знали, что в таком тоне разговоры с Младой лучше не заводить. А этот, видать, решил на своей шкуре проверить. Она обернулась и окинула взглядом широкоплечего, почти как Медведь, дружинника. Только волосы его были светлее, а лицо – уже. Вышивка на рубахе выдавала в нём древнера – а те, как известно, любили лезть на рожон.
– А ты подойди ко мне да попробуй всадить нож в спину, – проговорила Млада ласково. – Я даже глаза закрою, чтобы тебе легче было.
Парни хохотнули, но некоторые смолчали, поглядывая на задиристого кметя. Тот, впрочем, ссориться с Младой, похоже, не собирался. И только почуяв это, дружинники снова расслабились, а кто-то тут же потерял интерес к их разговору.
– Я б со спины к тебе за другим делом подошёл, да вот детей ещё хочу заиметь попозжа, – усмехнулся древнер. – Так что не стану.
– Нечего тогда языком молоть, – Млада дёрнула плечом и пошла дальше.
– Ты просто поосторожней с ним будь. Коль скоро его из темницы выпустили. Глаз у него нехороший. Замышляет вельд что-то.