Воин забвения. Отравленный исток
Шрифт:
Вокруг развернулась суматоха, люди не знали, куда деваться, и бестолково метались, пытаясь приспособить под оружие всё, что попадётся под руки. Желание спастись боролось в них с более важным долгом. Им нужно остаться. Несмотря на то, что уже слышен стук копыт: приближаются вельды. Их вождь не должен узнать, кого они прячут, не должен забрать и уничтожить последнюю надежду на возрождение Воинов. Поэтому они умрут. Все.
Драгомир моргнул и отдёрнул руку от бревна. Он ещё видел тёмную вереницу детских следов, уходящих в лесную чащу, но она истаяла и пропала, как и всё остальное.
Нужно
Наяс подошёл со спины и встал рядом, как тень, отбрасываемая на стену.
– Ты готов?
Драгомир повернулся к нему.
– Что ты будешь делать?
– Не бойся, кровь тебе пускать не стану, – усмехнулся старик.
Даже если бы и так, вряд ли Корибут позволит ему умереть или хотя бы пострадать.
Гридни развели огонь. В неподвижном воздухе он разгорелся быстро и жарко. Наяс обошёл костёр, бормоча обращение к Богам, и сыпанул щедрую горсть трав в пламя. Все, кроме Драгомира, отошли подальше.
Он наблюдал за старостой, сидя на войлоке, и скоро его размеренные движения начали вгонять в сон. Драгомир боролся изо всех сил, пытался поднять отяжелевшие веки, но донеслось издалека: “Не сопротивляйся”, – и он расслабился, прикрыв глаза, слушая шаги Наяса и треск пламени.
И скоро он стал видеть огонь перед собой, беспокойный и ослепительный. Тот рассыпался на части, и оказалось, что это факелы горят на стенах знакомого подземелья. Оно ещё не было таким сырым и заплесневелым, но уже сейчас чувствовалось, что строили его не из добрых намерений. Доносились из глубины коридора голоса: мужской и женский. Драгомир, с трудом переставляя бесплотные ноги, подошёл ближе к одной из камер и заглянул внутрь. Женщина сидела к нему лицом, уставшая и обессиленная. Её сложенные на столе перед собой руки были связаны. Некогда роскошные волосы растрепались и неопрятными космами падали на плечи, а белую рубаху покрывали грязные разводы. Она говорила тихо и безразлично, словно повторяла одно и то же уже в сотый раз. Женщина подняла голову, и Драгомир вгляделся в её лицо. Отдалённо оно напомнило ему материнское. Было что-то схожее в линии носа и разрезе глаз. Они, верно, могли бы сойти за дальних родственниц.
Напротив женщины сидел уже знакомый мужчина в багряном корзне. Он не шевелился, точно каменное изваяние, и только по тому, как мерно приподнимаются и опускаются его плечи, можно было понять, что он дышит.
– Лучше скажи, куда увезли моих детей, Гаяна. Ничего хорошего из твоего упрямства не выйдет, – его голос звучал отстранённо, даже безразлично, будто то, о чём он спрашивал, было всего лишь рутинной необходимостью.
– Это и мои дети тоже, Корибут, и я никогда не позволю тебе испоганить их души.
Женщина твёрдо поджала губы и снова упёрла взгляд в стол.
– Рано или поздно я найду их. Мои отряды уже отправились по следам предателей. Но чем дольше их будут искать, тем тяжелее будет их участь. Ты можешь помочь им, если скажешь…
– Я ничего не скажу и надеюсь, что ты потратишь много жизней на поиски! – ненавидяще процедила пленница.
– У меня предостаточно времени, Гаяна, – Корибут встал и, заложив руки за спину, прошёлся по камере. – А вот у тебя его совсем нет. Если до утра ты не скажешь…
– Можешь не ждать до утра и казнить меня прямо сейчас! – Гаяна скривила губы и плюнула ему под ноги. – Будь ты проклят!
Корибут хрипло усмехнулся и повернулся к Драгомиру. Несколько мгновений он смотрел на него, и в то же время будто бы мимо. В его тёмно-серых глазах отражалось пламя, но глубина их была пуста и бездонна, словно сам предвечный мрак поселился там. Драгомир поначалу не мог понять, что это ему напоминает, а затем догадался – камень в навершии посоха. Такой же чёрный и безжизненный, как, наверное, и само Забвение.
– Проклятиями ничего не исправишь, Гаяна, – произнёс Корибут после долгого молчания. – Я сам есть проклятие.
В его словах мелькнуло сожаление. Или почудилось. Ведь вряд ли этот человек был способен о чём-то сожалеть.
– Да, ты проклятие для Воинов, которых уничтожал одного за другим. И для всех людей, кто доверил тебе свои жизни. И потому ты заслужил сгинуть в своем же Забвении. В темноте и холоде, – Гаяна устало опустила голову на руки. – Хватит с меня. Больше я не скажу ни слова…
Они замерли, словно время остановилось. Драгомир долго разглядывал бесстрастное лицо Корибута, все ещё обращённое к нему. Они были похожи, издалека, наверное, и вовсе не отличить. Значит, связывало их кровное родство. Но почему же тогда он ничего и никогда не слышал о пращуре, который в своё время натворил столько страшных дел? Ведь такое не забывается… Если только не скрывать нарочно, не пытаться всеми силами забыть, как величайший позор.
Драгомир вышел из камеры и отправился назад. Снова поднявшись по лестнице из темниц, он остановился и закрыл глаза, а открыв, оказался уже в лесу, на том же месте, где застал его сон.
Вокруг ничего не изменилось. Возможно, только начало темнеть – в такой хмари и не поймёшь. Наяс все так же был рядом – сидел напротив по другую сторону костра. Остальные устроились неподалёку и то и дело с ожиданием косились на них.
– Мне нужно в Новруч, – тихо проговорил Драгомир.
Однако Наяс его услышал. Он открыл глаза и посмотрел внимательно с легким сомнением: в себе ли?
– Что ты увидел?
– Увидел, что мы с Корибутом родичи. И что когда-то его детей и увезли от него, чтобы спрятать. Возможно, я с ними как-то связан. Надо расспросить отца.
Драгомир медленно встал, давая отойти затёкшим ногам. Сколько он так просидел?
Староста удовлетворённо улыбнулся и тоже медленно, с трудом поднялся. Мах кинулся было к нему, чтобы помочь, но тот остановил его жестом.
– Вот видишь, я же говорил, что все нужные тебе ответы – в прошлом.
– Говорил, говорил, – проворчал Драгомир и всё же подал ему руку. Старик без возражений оперся на неё.
– К тому же поблагодарить отца надо за помощь с дружиной, – назидательно, точно малому мальчишке, напомнил он.