Воин. Возвращение
Шрифт:
Ответить Титыч не смог. Зато вытянувшееся лицо старосты и раззявленный рот были достойной оценкой моим умственным способностям.
— Варежку закрой — кишки просквозит, — усмехнулся я, подмигивая. — Все, Титыч, совет командиров закрыт на переучет. Пошли обедать. И если уж совсем невмоготу станет, так и быть, за столом, я тебе еще на пару вопросов отвечу. Я, когда поем, жутко добрый становлюсь. И — общительный…
* * *
Листица не выставила старосту за двери. Даже слова плохого не сказала. Наоборот — накрыла стол, насыпала в миски густого, наваристого борща, на сметане. Но ставила посуду на стол так акцентировано, что у бедолаги все доски поскрипывали, а ножки казалось, вот-вот подломятся. От такого потчевания, Титыч пару раз едва не подавился, а потом в сердцах кинул ложку, пробормотал себе под нос, что-то о взбесившихся бабах, которых только вожжами и урезонишь, и ушел. Думать… Пообещав дать окончательный ответ ближе к вечеру.
Ну, а по мне, ложки и миски не мины и шрапнель, можно не отвлекаться. Тем более что борщ был изумительно вкусный, а я ко всему еще и проголодался изрядно. Жизнь на свежем воздухе? Или это последствие отказа от табака? Слышал, что люди, резко бросившие курить, начинают стремительно набирать вес. Если второе, то пара лишних килограммов, особенно в области талии, мне совершенно ни к чему. Чай не бронник, — и толку никакого, и когда надо не снимешь…
Выдержав примерно пятиминутную паузу, Листица шваркнула передником об пол, и встала прямо передо мной, картинно подбоченясь. Мне сразу вспомнился анекдот о славянке вышедшей замуж за лицо другой национальности. И поскольку с местными традициями она не была знакома, то муж ее инструктирует. 'Когда у меня тюбетейка сдвинута на правую сторону — проси, что хочешь, все исполню. Но когда тюбетейка сдвинута налево — лучше не подходи, я зол'. На что жена ему отвечает: 'Хорошо, милый, я запомню. Но и ты знай, что когда я встала руки в боки, то мне пофигу, где твоя тюбетейка'. Смешно…
— Зачем?!
Листица произнесла всего одно слово, но таким тоном, что я обязан был ответить правду. Если хотел сохранить в целости еще не распустившийся, но уже завязавшийся бутон наших отношений.
— Наверно потому что, как и Титыч, превыше всего ценю свободу. А еще — я не хочу, чтобы ты второй раз осталась одна…
— Ты… ты… — до сих пор мне не приходилось видеть настоящих слез на ее глазах, и от этого сделалось так тошно, что я вскочил на ноги и бросился к Листице.
— Прости… Я, не подумав, брякнул… Но, поверь, иначе нельзя… Гоблины не отстанут, пока не найдут наемника, который сможет меня одолеть… И хоть мне лично уже будет все равно, станет только хуже…
В общем, какую еще околесицу я нес, глядя в эти, широко распахнутые зеленые омуты, неважно, но говорил, пока Листица не закрыла мне рот поцелуем. А когда мы, едва не задохнувшись, разомкнули губы, девушка очень тихо прошептала:
— Спасибо…
Если я когда-нибудь стану врать, что хоть что-то понял, не верьте. Мужчинам это не дано. Никогда и ни одному. Проще было поцеловать ее еще раз. И еще…
Примерно через час, Листица поцеловала меня в щеку и стала одеваться.
— Куда это ты? — поинтересовался я, пробуя на вкус права хозяина.
— С бабами за жизнь посудачу… И вообще, надо ж помочь Титычу верное решение принять.
Ну, что ж. Все при деле. Значит, и я могу спокойно пораскинуть мозгами. А то во всей этой круговерти, у меня до сих пор, ни на что другое, кроме как подспудных реплик, никакого личного времени не было. А когда ж повышать уровень самообразования и культуры, я вас спрашиваю?
Итак, что мы, грубо говоря, мягко выражаясь, имеем?
Этап первый. Вряд ли мое пустячное ранение, повлекшее досрочное аннулирование контракта, и глобальное потепление, выдворившее как раз в это время из города родителей, можно считать подстроенными. Вернее — организованными одной и той же силой. Нет, я не сомневаюсь в возможностях божественных структур, но почерк. Точечное, практически, ювелирное вмешательство — по корректировке траектории полета пули и — массированный удар по площадям, в виде запредельной жары во всем государстве и сопредельных территориях. Согласитесь, несколько разный подход к решению задачи. Так что, либо в моем переносе оттуда сюда заинтересованы сразу две, мм… организации, либо проведения операции поручено двум исполнителям одновременно. Для надежности…
Этап второй. На вокзале меня обули как лоха. Вернулся домой, и решил, что война осталась где-то далеко. В горах я же ни за что не повелся бы ни на какие женские прелести, даже если б та красотка-цыганка вообще нагишом разгуливала. В том смысле, пока не проверили б с парнями близлежащие склоны на предмет засады или снайпера. А тут… Засмотрелся и оказался в неустановленном транспортном средстве. Ну и что с того, что он похож на рейсовый автобус? Я же не видел его на остановке. Больше того, мне даже маршрутная табличка ни разу на глаза не попалась… А подставной водитель мог подтвердить все, что угодно. Попросись я хоть в Ташкент или Караганду… Тем более, что я очень удачно проспал всю дорогу и, положа руку на сердце, понятия не имею: куда меня завезли, даже в том мире…
Этап третий. Автобус оказался наполнен молодежью, удачно притворяющейся или являющейся на самом деле, фанатами ролевых игр в натуральную величину и проводимых на свежем воздухе. О чем свидетельствовали и, замеченные мною, детали экипировки и отрывки разговоров. Но то был только фон и декорации. А главную тему, о какой-то очередной борьбе бобра с ослом озвучивал некий господин Фрэвардин. И он же — убедительно, приглашал меня присоединиться в ней к силам света. Даже конфетку ненавязчиво предлагал, в виде некоего белокурого существа с задорно вздернутым носиком. Кстати — еще один контраст. Цыганка, как и положено ромам, волосом была чернее любого правительственного лимузина…
'Угу, интересные пошли ассоциации. Так и до подушек безопасности в количестве, ровно два штука, сейчас доберусь. Вот же неугомонное наследие племенного уклада. Одну, значит, берем, другую — за руку держим, а о третьей размышляем. Интересно узнать: а что по этому вопросу могла бы сказать Листица, ась?'
— Это еще что за бунт на корабле? А ну тихо там, а то всех уволю! Не перебивать, когда Чапай, то бишь Влад Твердилыч, тьфу, Максимович думу думает!
А в ответ тишина. Прониклись, значит. Осознали…
Итак, на чем я остановился? На подушках… Тьфу, тьфу и тьфу… Все-таки сбили с мысли. Соберись… Девушек в сторону, что наперед выдвигается? Фрэвардин. Маска, кто ты?
Глядя в потолок думается четче. Огонь, вода тоже способствуют образованию мыслей, но все больше каких-то лирических, или наоборот — глобальных. А если нужна сиюминутная конкретика, лучшей чертежной доски, чем потолок, и искать не стоит. Наверно, атавизм школьного воспитания.
Короче, улеглись, пристегнулись простынями и полетели. 'А под крылом самолета о чем-то поет, зеленое море…'