Воин. Возвращение
Шрифт:
— Я не из жабоядов, я — из семьи Лупоглазых, — обидчиво заметил гоблин. — И я вам ничего не скажу.
— А говоришь: жить хочешь. Будешь молчать — убью!
— Убить ты меня сможешь, Защитник человеков, — ухмыльнулся Рырыг. — Но жизни лишить — не в твоей власти.
Ясное дело, гоблин изъяснялся куда проще, но мой синхронный переводчик почему-то выбрал именно такой витиеватый стиль.
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался Свист. — Это ж как? Сколько гоблинов перебил, а такую песню впервые слышу. Неужели клан Лупоглазых умеет что-то, иным кланам и народам неведомое? Не верю… — рейнджер незаметно для пленника подмигнул нам с Родом. — Ты всего лишь обычный хвастунишка…
— Я… Я… — задергался Рырыг. — Так знай же, глупый ты человек, что ни одному воину Лупоглазых, а с вчерашнего вечера и семьи Ушастых, больше не страшна смерть. Мы сдали свои души на хранение шаману. И каждого погибшего Великий Уруш-хаш вернет к жизни, поместив его дух в тело новорожденного.
— Большего вздора никогда не слышал… — небрежно отмахнулся Свист. — Каждому известно, что у гоблинов нет души.
— Нет души?! — взбешенно вскричал Рырыг. — А что же шаман носит в ладанке на шее? И я сам видел, что с тех пор, как к полутора сотне наших бойцов прибавились души сотни Ушастых, мешочек стал вдвое больше.
Души всего племени в ладанке шамана? Бред какой-то! Или не бред? Поди пойми, учитывая некую парочку, обживающую мой собственный чердак. У-у-у, ненавижу магию и прочие происки супротив законов физики…
— Ну хорошо, с бессмертием мы разобрались. Даже завидно стало. А как с болевыми ощущениями? Их тоже Великий Уруш-хаш себе возьмет? — поинтересовался я и как бы невзначай кольнул пленника кинжалом в плечо.
Лицо гоблина мгновенно покрылось испариной и сильно побледнело, словно его припудрили.
— А ты утверждал, что нам не о чем поговорить. Не спеши, Рырыг. Сделай милость. Думаю, что у тебя найдутся кой-какие сведения, интересные мне… Но, не бойся, если ты честно ответишь всего на один вопрос, обещаю: умрешь быстро.
— Согласен… — пролепетал гоблин, не отрывая взгляда от кончика моего кинжала, которым я небрежно поигрывал прямо перед его мордой. — А не обманешь? Шаман сказывал: человек лжив!
— Я же не Головастик…
Это подействовало. Видимо упомянутый клан совершенно не пользовался авторитетом среди сородичей.
— Верю. Спрашивай.
— Когда Гырдрым собирается напасть на Выселки?
Гоблин извернулся так, чтоб увидеть солнце, словно хотел попрощаться с его последними лучами.
— Как только у края земли души предков разожгут погребальные костры, наши воины войдут в деревню. И все мужчины в Выселках будут убиты… А сейчас умру я… Больше мне нечего прибавить. Ты обещал…
Рырыг взглянул на меня, я кивнул Свисту, и тот одним движением проткнул гоблину сердце.
Глава двадцатая
Множество низкорослых существ заполнили дворы и переулки Выселок плотной волной, словно саранча. Или — полчище крыс, дорвавшееся до заброшенного амбара. Желая застать жителей деревни врасплох, они шли без факелов, молча, придерживая оружие — чтоб не бряцало. А когда каждый дом, хлев, сарай, овин были окружены, дремоту ночи рассек громкий свист. И по этому сигналу воины одновременно вышибли все двери и ворвались внутрь…
Свист, грохот и… тишина. Очень короткая, — но такая зловещая в своей неожиданности. А мгновением позже она взорвалась негодующим птичьим гвалтом, возмущенным визжанием свиней, обиженным блеянием овец, но во всем этом бедламе так и не прозвучало ни одного вопля или крика.
Еще не понимая: что произошло, но уже недовольные, встретившей их пустотой в домах и прочих постройках, гоблины позабыли о приказе соблюдать тишину. Более того, самые рьяные, считая что человеки куда-то спрятались, стали зажигать факелы и костры. Разламывая для них плетни и сараи. А то и, чтоб не терять время, используя их самих вместо костров.
Не минуло и десяти минут с момента нападения, как яркое пламя пожарищ осветило Выселки со всех концов.
— Их нет в домах! Вождь, челов нет нигде!
— Они ушли! Они убежали!
— Нас обманули! Громи! Круши!
Обозленные гоблины, не слыша в возникшем хаосе голоса вождей, охотно принялись изливать злость на самой деревне. Треск и грохот поднялся такой, что наверняка доносился и до Приозерного, и до Глупого озера.
— Их предупредили, — скрежетнул зубами военный вождь Ушастых, обращаясь к Гырдрыму.
— Может да, а может и нет… — глубокомысленно ответил тот. — Ты, Ачхырз, не знаешь здешнего старосту. Это такая хитрющая тварь. Как хорек… Вполне мог и сам сообразить.
— Когда убьем, непременно съедим его мозг… — хохотнул Ачхырз. — А сейчас что делать станем? Примемся челов искать или до утра подождем?
— Думаю, они в донжоне спрятались.
Гырдрым посмотрел в сторону чернеющей на фоне ночного неба сторожевой башни. Оттуда не доносилось ни звука, но тем не менее вождь буквально чувствовал устремленные на него десятки ненавидящих глаз.
— Сами себя в ловушке захлопнули. Ну и пускай там сидят… Долго не выдержат. Помощи им ждать неоткуда. А мы никуда не торопимся… Пусть воины режут скот и птицу, разжигают побольше костров. Станем лагерем вокруг, будем ужинать и ждать, пока людишки сами пощады не запросят.
— Хороший план, Гырдрым, умный… — одобрил слова вождя, молчавший до сих пор Великий Уруш-хаш, довольно потирая ладони. — Еще и не воевали, а уже победили. Эй, кто там? — оглянулся на телохранителей. — Приготовить костер для нас. И свинку заколоть, потолще…
— А пока она будет жариться, мы курятиной перекусим… — поддержал собрата шаман Ушастых, похлопывая себя по изрядному пузу. — Шевелитесь собачьи дети!.. Я уже проголодался.
'Минуточку! Мне не послышалось? Шаман сказал: собачьи? Но, позвольте, а где же они, — Эти друзья человека? Ни в Выселках, ни в Приозерном, я ни одного представителя из этого четвероного племени не видел!'