Воин. Возвращение
Шрифт:
— Ум можно развивать и тренировать, опираясь на знания, позаимствованные у других, а мудрость приходит только с опытом. Заметь — лично приобретённым.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты умён, Эммануил. Возможно, даже умнее меня в твои годы, ибо изучил еще и мои ошибки. И всё же собираешься совершить ту же глупость, что и мы с дедом. Где же тут мудрость? Какой смысл еще и в третий раз делать то, что дважды не приносило ожидаемого результата. Разве не целесообразнее и умнее попытаться найти иной путь?
— Но ведь вы даже не ищете! Вы просто ждёте: чем всё закончиться?
— Вариант спонтанности, уже отличается от внесения корректировок. Но ты не прав — я думаю…
— Третье тысячелетие?!
— Для Мироздания, время не имеет значения. Важно найти просчет, понять — где засбоило… А исправить её — чего уж проще?
Рядом с первым креслом в воздухе свилось и загустело туманное облако, уютно укутывающее старенькое плетеное кресло-качалку и восседавшего на нем благообразного и совершенно прозрачного старика.
— Благословенны будьте, дети мои, — торжественно прогудел призрак, окутываясь при этом в дым, как в пелерину, благоухая традиционной лавандой. — Все бунтуешь, Эммануил?
— А ты, опять подслушиваем, дедуля? — Сын плюхнулся на ближайший стул. — Ни один разговор без тебя не обойдется!
— Очень надо, — фыркнул Святой Дух. — Не забывай, что боги, по определению, всеведущи и вездесущи. Поэтому, естественно, что я в курсе вашей дискуссии, и так же естественно — принимаю в ней непосредственное участие. Тем более, что первая ошибка, о которой упоминал твой отец, была совершена мной. В опровержение, так сказать, тезиса о непогрешимости…
При этом Дух столь неподдельно опечалился, что даже окутывающая его дымка уплотнилась и запахла хризантемами.
— Кто ж мог предположить, — промолвил Отец, — что люди, изгнанные из Рая, так обрадуются своей неограниченной свободе и столь интенсивно станут плодиться и осваивать новые блага, что совершенно забудут о своём главном предназначении.
— Никто не мог, — согласился с ним Святой Дух, разгоняя руками перед лицом дымок, от чего запах цветов сделался почти удушливым. — Потому что кроме меня никого больше не было. А я увлёкся. Сначала хотел просто попугать строптивую парочку, а потом пошёл на принцип…
— Не оправдывайся, — Отец потянулся к камину и протянул к огню руки. — Я тоже был хорош со своим Потопом. А вроде ж правильное казалось решение: убрать лишний балласт, оставив на воспроизведение наиболее удачную особь, и уже с её потомством строить царствие всеобщего счастья и благоденствия. И что? Наследники праведника выродились до уровня неуправляемости буквально за несколько поколений. Вот и выходит, что ни угрозой, ни лаской ничего от человечества добиться не удалось. Хаос только возрос.
— А как же мои деяния?! — Сын, протестуя, вскочил на ноги. — Разве подброшенная людям философия христианского всепрощения не улучшила показатели шестого тысячелетия?
— К сожалению, нет, — ответил Дух. — Всё, чего ты достиг, Эммануил — это частичная и кратковременная стабилизация морально-этического континуума. Последние стагнации регресс проходит с устрашающей скоростью. А во что учение о всеобщей любви превратилось со временем, даже упоминать омерзительно. Собственно, ты и сам всё прекрасно видишь, иначе не требовал бы от отца немедленного вмешательства. Но, только на этот раз спешить будем медленно. Потому, что если так и не поймём в чём концептуальная ошибка, проект 'Человечество' придётся свернуть, как не оправдавший вложений и бесперспективный. Причем, в самом ближайшем будущем…
— То есть, как это — свернуть? — переспросил Эммануил. — Коллапсом?
— Нет, землетрясениями и эпидемиями баловаться станем, — буркнул Святой Дух.
— Но это же!.. — Сын задохнулся. — Безнравственно…
— Скажи еще — негуманно, неполиткоректно и вообще, бесчеловечно, — хмыкнул Отец. — Понахватался жаргона… А что прикажешь? Тем более, они сами вскоре ввергнут себя в бездну небытия, а заодно увлекут в Хаос и остальные миры Порядка? При этом, заметь, разговор ты начал. И действовать требовал… А я всего лишь сидел и размышлял.
— Ну, вот, а кто-то считал, что жить вечно — уныло и скучно. — Эммануил даже прохаживаться перестал. — Имея таких родичей?.. Подожди, ты сказал — и остальные миры? Значит не везде так плохо?
— Не везде, — подтвердил Святой Дух. — Но, уловить хоть какую-то закономерность, причину — по которой одни миры развиваются более-менее стабильно, а другие начинают куролесить — пока так и не удалось.
— Сидя у камина? — насмешливо хмыкнул Эммануил. — Эдак вам еще не одно тысячелетие понадобится… Для того, чтоб понять душу человека, надо позволить ей раскрыться. Во всей красе… или — неприглядности.
— А вот это мысль, — Отец от удовольствия даже губами причмокнул. — Это надо попробовать. И ведь на поверхности лежало… Молодец, Эммануил!
— Думаешь? — Святой Дух тоже придавая себе задумчивое выражение. Он-то хорошо знал, что разговор затевается с единственной целью: подтолкнуть Сына к этой идее. — Вполне, вполне… Берем отдельного индивидуума, самых средних параметров, переносим его в экстремальные условия и…
— Эй-эй! — забеспокоился Эммануил, видя, что головы старших богов повернулись в его сторону. — В прошлый раз, когда вы корчили такие же умные лица, мне пришлось взойти на Голгофу. Надеюсь, не забыли?
— Не волнуйся, — успокоил его Святой Дух, — на этот раз обойдется, чтоб мне снова одному во тьме скитаться. Просто, посмотришь вблизи… Проконтролируешь. Ну, как?
Сын немного помолчал, размышляя. Потом кивнул:
— Хорошо. Почему бы и не попробовать? Несмотря ни на что, люди заслуживают на последний шанс.
— И всё-таки, Эммануил, ты излишне импульсивен, — неодобрительно проворчал Отец. — То ты, как Тень, предлагаешь рубить с плеча, то — ратуешь за милосердие и всепрощение. Мечешь молнии — и тут же готов на самопожертвование. Видимо, слишком много человеческого передалось тебе от матери.