Воинствующий мир
Шрифт:
Не знал я, что всё так запущено, хотя и видел, что отношение к Алексею Борисовичу, мягко сказать, не всегда серьёзное. Да он и сам виноват, когда просто за неделю два-три раза появлялся на службе. И в это же время генерал-прокурор требовал от сенаторов исполнительности, каждодневного присутствия на заседаниях и работы в департаментах, кроме субботы и воскресенья. Даже отпрашиваться нужно, чтобы отбыть в свои поместья. Такого до Куракина никогда не было.
Конечно, подобного руководителя, который сам не работает, а других заставляет, любить не станут. И я говорил об этом с Александром
Сам Гаврила Романович Державин считал, что именно благодаря мне Александр Борисович Куракин и держится до сих пор на посту генерал-прокурора. Прозвучал намёк и на то, что было бы неплохо, чтобы третьим человеком в государстве, а генерал-прокурор Сената в чине формально таким и является, был более деятельный служащий. Так понимаю, что и сам Гаврила Романович был бы не против стать таковым, но, увы, не мне же решать. А вот валить Куракиных я не могу, по многим причинам. Хорошо, что открытого предложения не прозвучало, иначе пришлось бы ссориться с Державиным.
Вот же этот Куракин! Чемодан без ручки! И нести сложно, и выкинуть нельзя.
— Поручик, так куда вы меня провожаете? — спросил я, когда мы уже прошли формальный досмотр на посту при въезде в Петербург.
— Я ещё с утра отправил своего человека. Ответ должен прийти скоро, великодушно прошу прощения за такую оплошность моего подчинённого, — отвечал мне Киргинцев.
Пришлось ещё более часа прождать у въездного поста, когда прискакал отправленный ранее в Петербург гвардеец.
— Ваше Превосходительство, вас ожидают в ресторации «Крым», — ошарашил меня новостью поручик.
В моём ресторане… В том заведении, где происходила, так сказать, «воровская сходка»… Нет, нужно унять всякого рода волнение и настроиться на разговор, который обязательно состоится, если меня уже ждут. А вот с кем придётся разговаривать, до конца не понятно. Ранее думал, что я достаточно важная птица, чтобы сам петербургский генерал-губернатор имел со мной разговор. Но будет ли Пётр Пален выбирать ресторан «Крым» для таких вот разговоров о моём участии в криминальных войнах? Не особо верится. Но всё ли я понимаю про будущего главного цареубийцу?
— Буду рад в иной раз услужить вам! — прощался со мной Киргинцев, оставляя у крыльца «Крыма».
Очень странный товарищ этот поручик.
— Следуйте за мной! — на контрасте с Киргинцевым, грубо потребовал некий человек в штатском, между прочим, не представившись.
Но я пошёл, испытывая странные ощущения. Это как входишь в свой дом, а там сплошь чужие люди, и становится крайне неуютно, раздражительно, что они сидят на твоём диване или вовсе возлегают на нём, то пьют из твоей любимой кружки. Вот так и я заходит в свой ресторан, когда там не было ни одного человека из обслуживающего персонала, а сплошь чужие люди.
— Ожидайте, сударь! — строго сказал так и не представившийся человек и покинул меня.
В своём же ресторане я располагался в отдельной комнате, которая предназначалась для ведения переговоров и для использования
Прошёл час, другой. Дважды я пытался выйти из комнаты и, если в первую мою попытку остановили вежливо, попросили ещё чуть подождать, то во второй раз уже была грубость. Стоило больших усилий сдержаться и не показать всю никчёмность боевой подготовки моих стражников. Останавливал вопрос: после того, как я набью морду охране, что дальше?
— Ну, же, остолопы, вы что не выпускаете господина Сперанского? Сгною! — услышал я голос за дверью.
Говорили нарочито громко, чтобы я обязательно услышал и разобрал всё сказанное. Начиналась игра.
— Любезный Михаил Михайлович, вы уж не обессудьте. Исполняют все поручения из рук вон плохо. Что ни прикажешь, не поймут и, словно нарочно, исполнят худо. Никоем образом не стремился ограничить вашу свободу. Но был занят, государь нынче смотр устроил, не мог сие увлекательное и нужное государственное дело пропустить, — вошедший человек словно оправдывался передо мной, но в этот раз, в отличие от поручика, у говорящего сочился сок из притворства и лжи. — У нас есть она оплошность, кою я намерен исправить. Представлюсь: Пётр Алексеевич Пален.
Петер Людвиг граф фон дер Пален был среднего роста, среднего телосложения, но вот не среднего ума и хитрости. Не понимаю, почему император не видит этого даже не двуликого Януса, а многоликого Анус… Для меня очевидно, что человек скользкий. Вероятно, на моё мнение о Палене повлиял тот факт, что я знал о его роли в убийстве Павла, и то, как он лгал и государю, и, вероятнее всего, наследнику Александру Павловичу. И никакие оправдания тут не помогут изменить моё отношение. Вряд ли иначе я смогу воспринимать генерал-губернатора.
— Моё имя вам известно, чем обязан, ваше высокопревосходительство? — спросил я, неохотно вставая со стула в приветствии.
— Ну, что же вы, Михаил Михайлович, пока так и ничем не обязаны, но всё может, я бы сказал, должно измениться, и тогда я окажусь обязанным вам, — сказал Пётр Алексеевич, подарив мне притворную улыбку, от которой меня даже подташнивать стало.
И что получается? Это мне сейчас намекают…
— Даже представить себе не могу, что же может подвигнуть столь яркого государственного мужа, коим вы, несомненно, являетесь, оказаться должным мне, лишь исполнителю поручений подобных вам слуг его величества, — сказал я, стараясь изобразить умеренное недоумение.
У меня-то как раз уже появились мысли, что здесь и сейчас происходит. Меня вербуют, ни больше ни меньше. Сейчас, после того, как пройдёт период пустопорожних слов, должны и пряники посыпаться, после мне покажут кнут или же ударят им. Вот и всё, деваться некуда: служба у Палена — мёд, без Палена — дёготь.
— Вы явно приуменьшаете свои способности. Поверьте, Михаил Михайлович, я имел любопытство спросить о вас. И знаете что? — говорил Пален, вольготно, даже слишком фривольно для светского человека, располагаясь на стуле.