Воины бури
Шрифт:
— Ты веришь этому человеку?
— Верю ли я ему? — нахмурился Леофстан. — Могу я задать ему вопрос?
— Спрашивай, — приказала Этельфлед.
Леофстан прохромал к Хэстену и встал перед ним на колени.
— Дай мне твои руки, — тихо сказал Леофстан и подождал, пока Хэстен послушно повиновался. — Теперь поведай мне, — мягко продолжал Леофстан, — во что ты веруешь?
Хэстен сморгнул слезы.
— Верую в Господа единого, отца Всевышнего, творца небес и земли, — едва слышно шептал он, — в единого отца Иисуса Христа, единородного Сына Божия, сына Отца, Бога Богов, Светоча Светочей! — голос его стал громче, когда он произносил последние слова, но потом Хэстен стал задыхаться. — Я верую, отец! — взмолился
— Воистину хвала Господу, — сказал Леофстан.
— Рагналл знает, что ты христианин? — сурово спросил я.
— Необходимо было держать его в неведении, — смиренно ответил Хэстен.
— Почему?
Леофстан по-прежнему держал Хэстена за руки.
— Меня изгнали, и я укрылся на острове Манн, — ответил на мой вопрос Хэстен, глядя при этом на Этельфлед, — и именно на том острове отец Гарульд меня обратил. А ведь нас окружали язычники, они убили бы нас, если б прознали. Я молился! — он взглянул на Леофстана. — Я молил наставить меня! Остаться ли мне и обратить в истинную веру язычников? И Господь ответил: приведи в Мерсию последователей своих и предоставь свои мечи в услужение Христа.
— Услужение Рагналла, — отрезал я.
— Ярл Рагналл потребовал служить ему, — Хэстен вновь обратился к Этельфлед, — но я узрел в этом Божью волю! Господь открыл перед нами дорогу с острова! У меня не осталось кораблей, лишь вера в Иисуса Христа и Святую Вербургу.
— Святую Вербургу! — воскликнула Этельфлед.
— Моя дорогая жена молится ей, госпожа, — невинной овечкой ответил Хэстен. Каким-то образом льстивому выродку удалось прознать, что Этельфлед поклоняется гусиному пугалу.
— Лживая сволочь, — рявкнул я.
— Он искренне раскаивается, — настаивал Цеолнот.
— Отец Леофстан? — спросила Этельфлед.
— Мне хочется верить ему, госпожа! — искренне ответил Леофстан. — Хочется верить, что моему рукоположению будет сопутствовать чудо! Что на Пасху мы узрим радость обращения языческих орд в услужение Иисусу Христу!
— Это чудо Христово! — прошамкал беззубыми деснами отец Цеолберт.
Этельфлед все еще колебалась, не сводя глаз со стоящих на коленях мужчин. Отчасти она наверняка понимала мою правоту, но ею руководило унаследованное от отца благочестие. И готовность Леофстана поверить. Леофстан был её ставленником. Этельфлед убедила архиепископа из Контварабурга рукоположить Леофстана, писала епископам и аббатам, восхваляя его искренность и горячую веру, жертвовала серебро храмам и церквям, чтобы склонить их в пользу Леофстана. Церковь предпочла бы более красноречивого человека, способного увеличить земли епархии и вытянуть больше денег из знати северной Мерсии, но Этельфлед желала святого.
И этот святой теперь выставлял обращение Хэстена как знак того, что небеса одобряют выбор Этельфлед.
— Только представь себе, госпожа, — Леофстан наконец отпустил руки Хэстена, и по-прежнему стоя на коленях, повернулся к Этельфлед, — представь, какое ликование начнется, когда язычник поведет своих воинов к Христовому престолу! Эта идея прельщала и Этельфлед. Её отец всегда прощал обращенных датчан, даже позволял им селиться в Уэссексе. Альфред часто заявлял, что борьба идет не за создание Инглаланда, а за обращение язычников. Этельфлед узрела в этом массовом крещении язычников-датчан проявление Господней силы.
Она подвела Гасту на шаг вперед.
— Ты клянешься мне в верности?
— С радостью, госпожа, — воскликнул Хэстен, — с радостью!
Я смачно плюнул в сторону вероломного мерзавца, вогнал Вздох Змея в ножны и взобрался в седло Тинтрига.
— Лорд Утред! — резко окликнула меня Этельфлед. —
— Назад к реке, — коротко ответил я. — Финан! Ситрик! Все за мной!
Мы поспешили прочь от фарса, что вот-вот разыграется под стенами Эдс-Байрига.
За мной последовало сто двадцать три человека. Мы миновали свиту Этельфлед, повернули на север и поскакали к реке.
Но стоило нам войти в лес и скрыться с глаз окружающих Этельфлед глупцов, как я повернул своих людей на восток.
Потому что намеревался сделать работу христианского бога.
И прибить Хэстена.
Мы скакали быстро, лошади петляли между деревьями. Со мной поравнялся Финан.
— Что мы делаем?
— Берем Эдс-Байриг, — ответил я, — что же еще.
— Иисусе.
Я помолчал, поскольку Тинтриг провалился в небольшой овраг, поросший папоротником, и рысью поднялся по невысокому склону. Так скольких людей вел Хэстен? Он заявил, что пятьсот восемьдесят, но я ему не верил. Он лишился своей армии вместе с репутацией при Бемфлеоте. В той битве он не участвовал, но я удивился бы, окажись при нем сотня воинов. Впрочем, несомненно, и Рагналл оставил часть людей в крепости.
— Велика ли крепость? — спросил я Финана.
— Эдс-Байриг? Велика.
— Сколько выйдет шагов, если обойти стены?
Финан задумался. Я слегка свернул на север, пустив Тинтрига по длинному склону, заросшему дубами и кленами.
— Девятьсот? — предположил Финан. — Может, тысяча?
— Так я и думал.
— Большая крепость, не сомневайся.
Король Альфред пытался втиснуть жизнь в правила. В основном эти правила, конечно же, проистекали из священного писания, но были и другие. Построенные им города тщательно вымеряли, исследовали каждый клочок земли. Измеряли городские стены, чтобы узнать их высоту, ширину и протяженность. Именно эта последняя цифра, длина стен, определяла количество воинов, необходимое для защиты города. Число это вычислили заумные священники, что пощелкали деревянными шариками на ниточках и решили, что в каждом бурге требуется по четыре защитника на пять шагов стены. В руках Альфреда Уэссекс превратился в сплошной гарнизон — его границы усеивали новопостроенные бурги, чьи стены защищал фирд.
Каждый крупный город окружили стенами, чтобы датчан, вторгавшихся вглубь Уэссекса, отпугивали укрепления. Эти укрепления защищало точное число людей в соответствии с общей протяженностью стен. Это сработало, и теперь Мерсия следовала по тому же пути. Отвоевывая исконные земли Мерсии, Этельфлед укрепляла их бургами, вроде Честера и Брунанбурга, следя за тем, чтобы каждый гарнизон мог выставить четырех человек на каждые пять шагов укрепления. При первом же признаке угрозы жители отступали в ближайший бург, прихватив с собой скот. Для захвата бурга требовалась целая армия, и датчанам это никогда не удавалось. Они предпочитали вторгнуться вглубь, захватить скот и рабов. А если армия стояла на месте, стояла лагерем за стенами бурга, то её вскоре поражали болезни. Кроме того, вражеская армия никогда не оказывалась достаточно большой, чтобы обложить бург и взять его измором. Стратегия бургов работала.
Но работала она, если хватало защитников. Каждый мужчина с двенадцати лет считался годным к сражению. Может, это и не были обученные воины, вроде ведомого мною по лесистому склону отряда, но могли держать копье, бросать камни или размахивать топором. То был фирд — армия крестьян, мясников и ремесленников. Фирд не носил кольчуг или щитов из липы, но мог удержать стены бурга и разбить врага, попытайся тот взобраться на укрепления. Топор дровосека в руках крепкого крестьянина — грозное оружие, как и заостренная мотыга, если замахнуться как следует. Четыре человека на каждые пять шагов, Эдс-Байриг был в тысячу шагов, следовательно, Хэстену требовалось по меньшей мере семьсот человек, чтобы защитить всю линию укреплений.