Вокруг Байкала за 73 дня
Шрифт:
В шесть часов я проснулся. Было холодно. Из головы не выходил последний сон. Я видел во сне Тимоху. Сын спрашивал, когда я приеду и просил быстрее. Что за чёрт? Что-то случилось. Однажды уже было такое. Три года назад в стройотряде в Бодайбо, я тоже во сне видел сына. На следующий день, прилетев домой, я узнал, что он в больнице – попал под трамвай. Счастливо отделался, ничего не обрезало, но травма головы была ужасной. Мальчик еле выжил. Тянул ко мне ручонки и прижимался к отцу, ища защиты. А чем я мог ему помочь? Только молился и ночью тихонько плакал. Спасибо остался жив и цел.
Над Озером вставало почему-то черное солнце. Сыпал снег. Белые горы слились с белым небом. Яркие краски вечера превратились в белую пелену утра. Холодно. Сыро. Пар изо рта. Почему-то навалилась тревога. Чтобы отогнать мрачные мысли, нужно что-то делать. Стал таскать дрова. Грохотом разбудил Вову. Растопили печь. Отогрелись. Выпили чаю. И снова уснули.
Снег в зеленой траве и хлопьями в небе. Но солнце светит – «слепой снег». На берегу, на песке он сразу тает, а в тени камней копится в треугольные кучки. В лесу тоже снежно и холодно. Вся эта картинка, окаймленная черным квадратом открытой двери, кажется не реальной, но спокойной. Зелень, снежные хлопья, зимние голоса птиц. Осень. Почему-то вспомнились шашлыки и мокрая обувь у сырого костра. Капает с крыши. Приятно вот так лежать в теплоте спальника и глазеть на чудеса. Но скучно.
Пока грелся завтрак, пошли смотреть, что искали наши ночные гости на берегу. Там, поверх наших вчерашних следов от кроссовок были чёткие глубокие следы медведя и следы сапог человека из лодки. Так. Приятное соседство. Совсем близко Миша ходил. Сколько здесь? Метров пятьдесят – семьдесят? Ничего, сволочь, не боится, ни дыма трубы, ни людских голосов. А на лодке видимо были охотники. Плывут тихо вдоль берега. Оптика просветленная. На светлом гравийно-песчаном берегу медведя издалека легко разглядеть. Стреляй без опаски со стороны моря – откуда он не ждет. Утром по кровавым следам найдешь в буреломе. Отлично! Охота в заповедных местах. Это, наверное, наш ранний Антошка с сотоварищами. Вот когда нас осенило наше положение ночью у зимовья. Пальнут ли ведь, ей Богу, пальнули бы, если бы увидели нас. Да, мы тоже хороши – любопытство может плохо кончится. Сделаем и на это поправку. Опыт – штука наживная.
Снова задул ветер, усилился снег. Солнце погасло. Холодно и мокро. Серый Байкал штормит.
Стрёмный завтрак с протеином вместо мяса и в путь. На мыс Елохин.
Сон не выходил из головы. Я дергался, нервничал, гонял злые мысли. Да ещё ветер колол иголками морских брызг, сыпал снег, дробил град. Медведи чудились в каждой коряге – берег утоптан следами. Далеко в море болталось на якоре научно-исследовательское судно. Мы видели его в Листвянке ещё на приколе. Огромный такой неуклюжий пароход, как корыто, но плавает. Из облаков очень низко над нами вырвался вертолет. Удивленный пилот помахал нам рукой и умчался в сторону судна. Долго кружил. Тропа увела нас в лес, и что там случилось, нам не известно. «Баночное пиво для гостя привезли», – зло среагировал я. Вове шутка понравилась, он улыбнулся и путь просветлел.
Зимовье, очень похожее на летний дачный домик с приусадебными постройками, красивое и светлое нас доконало известием о том, что это и есть мыс Северный Кедровый. Выходило, что мы ещё и не выходили. То есть, весь путь, который мы прошли в надежде, что впереди Елохин, оказался дорогой к Северному. Ну что ты будешь делать? Картографов нужно убивать! Готовим обед и снова высчитываем маршрут. Ветер рвет с новой силой, а нам здесь тепло. Мы валяемся на сетках кроватей – ждем, пока приготовится обед, и обсуждаем положение. Благо, что просторное зимовьё (а как ещё назвать в тайге голубой домик с белыми окнами, не дача же? Хотя скорее – база отдыха.) с большой печкой, на которой все быстро греется, приютило нас на час. По правде сказать, здесь красиво: и берег, и горы, и сосульки на крышах, но разве видит альпинист, поднимаясь на скалы, красоту пейзажа за спиной. Отдохнув на уступе, оглядевшись, он замечает, как прекрасен этот мир. Вот и мы находим приятные глазу сюжеты, когда бездельничаем или отдыхаем после обеда.
Путь до Елохина легким не назовешь. Да ещё ветер, снег и редкое яркое солнце. Прижимы. Прыгали по валунам, обходя их. Даже искусственно строили переправу, сталкивая в воду огромные глыбы, по которым потом пробирались. Бесполезно – вымокнуть пришлось. Потом лес, кедровый стланик, в густых зарослях которого вполне мог притаиться медведь, и речки, горные, холодные, бурные речки. Тот же метод – прыгай с камня на камень. Не сорвись – мешки тяжелые – заносит при приземлении. Потом по берегу, между сыпучих серых скал по каменным завалам.
Моторная лодка на скорости уходила в море, но кто-то увидел нас, и она резко сменив курс, запрыгала по волнам в нашу сторону. Трое с оружием говорили о нас. Из-за рева мотора им казалось, что они говорят тихо и только меж собой, но мы их слышали прекрасно – акустика в этих скалах отменная. Егеря с Елохина – это было и видно и слышно. И про нас они уже знали. Хорошо. Ружьё мы уже давно собрали и спрятали, как только услышали звук мотора, поэтому сейчас, совершенно спокойно, сняв мешки, сидели на камнях и ждали что будет.
Сбавив обороты, моторка ткнулась носом в гравийный берег. Высоко закатав болотные сапоги, с карабином в руках из неё выпрыгнул высокий мужик и побрел к нам.
– Вы к нам? – зачем-то спросил я.
– А к кому же ещё? – почему-то зло ответил дядя, чем вызвал лично у меня отрицательное к себе отношение. Хотелось ответить грубо, но я сдержался.
По-деловому, с излишней тщательностью проверив наше разрешение на переход по заповеднику, задав пару вопросов на засыпку, он все же решил нас отпустить. По крайней мере, вид у него был всемогущий. Я думал он лопнет от важности или хотя бы обосрётся. Но ничего – стерпел. Более того, он сознался, что уже ждет нас – ему напарник Налейкина о нас уже доложил. «Какого хера ты тогда понтовался?» – подумал я. «Положено» – будто прочитав мои мысли, ответил верзила, залез в лодку и распорядился трогать. Надеюсь ему потрогали.
Не люблю я почему-то егерей. Что со мной происходит, когда я их вижу? Вот и сейчас, вроде пришли на кордон, но все куда-то стали бегать, кого-то звать, а мы мокрые, нам бы скинуть одежду и обувь просушить. Так нет, опять проверяют документы, чего-то волнуются. Из соседней комнаты доносится шипение и запах жаренной картошки, звон накрывающегося стола. Мы переодеваемся в сенях и слышим, как приехали наши проверяющие на моторке. Явно готовится праздничный ужин, и наше появление здесь не кстати. Кто-то положил нам на рюкзак травинку черемши. Угощение что ли? «Пошёл на хер!» (нет, более грубо) – подумал я и вышвырнул травинку, которая почти никуда не улетела, валялась рядом на полу.
– Короче, Вова, надо уёбывать отсюда, – я был полон негодования.
– Куда?
– Должно же быть где-то здесь зимовьё. Тайга или нет? Здесь граница Иркутской области и заповедника, там дальше наверняка охотничьи угодья и, надо полагать, есть зимовья. Давай потихоньку свалим.
– Я сейчас узнаю, – сказал Володя и вошёл в дом.
Я упаковывал рюкзак, когда из дома появился Вова с типом довольно мерзкой еврейской наружности, женским вкрадчивым голосом и замашками московского начальства. Понятно, что здесь за праздник. Снова баночное пиво. Снисходительно любезный тон человека все знающего о природе добил меня окончательно. Его ужимки при объяснениях нашего дальнейшего пути, дешёвое приглашения чайку попить окончательно убедили меня, что надо уё… уходить. Вежливо поблагодарив за объяснения, не попрощавшись мы двинули на бурятскую сторону мыса, туда, где должно быть пустое зимовьё, если верить словам этой важной персоны.