Вокруг «Серебряного века»
Шрифт:
Казалось бы, сомнений нет. Однако более внимательный анализ показывает, что и сам Крученых, и исследователь несколько подтягивают факты к тому, что им хотелось бы видеть. Марков своей волей добавляет в начало второй строки две гласные — «о е», чтобы получить более точное соответствие, он же убирает (ставя в квадратные скобки) слова «же всем», т. е. еще две гласные оказываются «пропущенными». Но дело не только в этом. И Крученых, и Марков не обратили внимания на то обстоятельство (или пренебрегли им), что слово «Верую» по старой орфографии пишется через «ять», а не через «есть».
Весь этот разговор понадобился нам для утверждения в мысли, что довольно многие внешне совершенно «заумные» стихотворения Крученых обладают неким смыслом, нуждающимся в выявлении.
Не будем сомневаться, что «Дыр бул щыл» — стихотворение, предназначенное для того, чтобы передать общее впечатление от русского языка. И этим можно было бы ограничиться, если бы не одно обстоятельство. Незадолго до его написания (напомним, — конец 1912 года), в апреле, вышла книга Владимира Нарбута «Аллилуиа», ставшая своеобразной сенсацией сезона, хотя была издана тиражом в 100 экземпляров и почти сразу же конфискована [812] . Тем не менее она попала в поле зрения критики [813] , а для С. М. Городецкого
812
См. библиографические и архивные указания в статье Р. Д. Тименчика о Нарбуте (Русские писатели 1800–1917: Биографический словарь. М., 1999. Т. 4. С. 228).
813
См.: Русские советские писатели. Поэты: Биобиблиографический указатель. М., 1992. Т. 15. С. 407.
Причины отмеченности именно этого стихотворения довольно очевидны. Прежде всего — это начальное положение в книге, задание основного тона, причем тона весьма необычного. Уже довольно давно М. Л. Гаспаров отметил, что тому есть причины и версификационные, и лексические. К первым относится уничтожение цезуры, обязательной в традиционном русском шестистопном ямбе, отчего не только «ритм становится трудно уловимым, и стих кажется тяжел и громоздок» [815] , но для современников и вся природа стиха становится иной. Кажется, говоря о том, что у акмеистов «…уже есть стихотворения, написанные по вновь продуманной силлабической системе стихосложения» [816] , Гумилев говорил именно об этом нарбутовском стихотворении, поскольку ничего иного в существовавших на тот момент творениях акмеистов под эту характеристику не подходит [817] . Лексически здесь выделено прежде всего обилие диалектизмов (в том числе украинизмов) и архаизмов. Щуры— согласно М. Л. Гаспарову, «избяная нечисть» [818] , пращуры— по Далю, родители прадеда и прабабки, а в более общем значении — дальние предки [819] ; формулы жертва небуи благому на потребу, хотя и не находят себе прямых соответствий в Библии, все же отсылают именно к этому пласту лексики. К этому добавляется и то, что появляющийся далее щуренок— не только «крысенок (от украинского щур— крыса)» [820] , но одновременно потомок щуровиз первой строки (также отмечено О. А. Лекмановым), а впридачу вольно или невольно возникает межъязыковое недоразумение: щуренок малороссийский начинает соотноситься со щуренком русским, тем более что «болтается» он в жидких помоях.
814
Нарбут Владимир.Аллилуиа. СПб., 1912. С. [9]. В книге страницы не нумерованы.
815
Гаспаров М. Л.Русский стих начала XX века в комментариях. М., 2001. С. 96.
816
Гумилев Николай.Сочинения: В 3 т. М., 1991. Т. 3. С. 17 (статья «Наследие символизма и акмеизм»).
817
См.: Богомолов Н. А.Стихотворная речь. М., 1995. С. 55.
818
Гаспаров М. Л.Цит. соч. С. 96.
819
Отметим, что в пояснение О. А. Лекманова явно вкралась опечатка: « прапращур— прадед» (см.: Лекманов Олег.О книге Владимира Нарбута «Аллилуйя» (1912) // Новое литературное обозрение. 2003. № 63. С. 113).
820
Там же.
Отметим также ненормативные ударения ( пр ожилках, а далее щ еколдыили щеколд ы, но только не верной щеколды), стилизованные под старославянизмы формы типа кровиюили лению(вместо «ленью»), запутанный синтаксис — все это вместе взятое создает впечатление «кунсткамеры» русского языка, где осуществлен «подбор сильного, земляного, кряжистого словаря» [821] .
821
Гумилев Николай.Цит. соч. С. 108.
Но не менее значимо и впечатление от фонетической структуры «Нежити», — и тут воссоздана та же «кунсткамера». Если проанализировать ее, то без особого труда можно заметить, что из 19 (или 20; в зависимости от того, будем ли мы считать полновесным ударение на «он» в четвертой строке) ударных гласных первой строфы стихотворения 11 — «ы» или «у», то есть те же, что составляют 5 из 6 гласных двух первых строк стихотворения Крученых, а также первые 5 ударных гласных в нем. Да и сочетаниями гласных с согласными три первые строки «Дыр бул щыл» также весьма напоминают нарбутовские строки, только не всегда в прямом соответствии, а иногда в виде своеобразных анаграмм. «Дыр» находит себе соответствие в «упругий воздух дым» (и далее: «домовихой рыжей», «над сыровцем», «дружней подбрасывай», «у щеколды пороги», «турят дым»). Сюда же относятся многократно встречающиеся «ды» (дважды «дым», «дымоход», «воздыханий», «колоды»), «ыр» («сыровцем», «швыряет»), «ры» («щуры и пращуры», «рыжей»). Наконец, последнее слово «Нежити» («льнянокудрый») содержит в себе искомое сочетание в виде точной анаграммы (дыр — дры).
«Бул» — в точности повторено в слове «булькая», в обращенном виде — в «клубками», а частично в виде сочетаний «бу», «бл», «ул» — в словах «разбухший», «небу», «благому», «благодарят», «болтается», «благодарность», «облака», «повиснули». Недалеко ушло и слово «бельмо».
«Щыл», конечно, в точном виде повторено быть не может, поскольку в русском языке сочетание звуков «щ» и «ы» невозможно, однако сами по себе звуки многократно повторяются у Нарбута, — доказательства здесь излишни, достаточно только вспомнить первое четверостишие «Нежити».
«Вы» — уже второй слог у Нарбута (ср. тот же слог во второй строке — «выталкивают»), — ну, и так далее. Сказанного, пожалуй, достаточно для формального подтверждения первого слухового ощущения, возникающего при сравнении стихов Нарбута и Крученых.
Но особенно явственно третья — пятая строки стихотворения Крученых оказываются ориентированы все же не на начало, а на конец стихотворения Нарбута. Вот последние две его строфы:
Шарк, — разместились по углам: вот-как на пасеке Колоды, шашелем поточенные, стынут. Рудая домовиха роется за пазухой, Скребет чесалом жесткий волос: вошь бы вынуть. А в крайней хате в миске-черепе на припечке Уху задергивает пленка перламутра, И в сарафане замусоленном на цыпочк Приподнялся над ней ребенок льнянокудрый… [822]822
Нарбут Владимир.Цит. соч. С. [10].
Третья и четвертая строки Крученых (скум / вы со бу) оказываются полностью входящими в звуковой состав строки «Скребет чесалом жесткий волос: вошь бы вынуть», а пятая — аналогично растворена в строке: «Уху задергивает пленка перламутра».
Отметим, что в данном случае мы воздерживаемся от анализа проблемы соотношения звука и буквы в поэзии Крученых, хотя она весьма важна. Делаем мы это отчасти потому, что в плане теоретическом она уже была рассмотрена Дж. Янечеком [823] , а отчасти и потому, что даже чисто практически, при чтении стихотворения вслух, мы не можем точно сказать, как произносится последняя строка, ибо существует как минимум четыре варианта, имеющих равное основание для существования, «р л» мы можем читать 1) как звуки; 2) как официальные названия букв гражданского алфавита, т. е. «эр эль (или эл)»; 3) как названия неофициальные, но тем не менее вполне употребимые в речевом обиходе: «рэ лэ»; и, наконец, 4) как названия букв кириллицы: «рцы люди». Каждая из этих возможностей, как кажется, предоставляет немало оснований для размышления и сопоставлений, но пока что мы ограничиваемся лишь пониманием их как звуков.
823
См.: Janecek Gerald.Baudouin de Courtenay versus Krucenych I IRussian Literature. 1981. Vol. X. P. 17–30.
Чтение стихотворения Крученых «на фоне Нарбута» дает дополнительные аргументы в пользу той точки зрения, что при своем появлении акмеизм и футуризм были связаны значительно теснее, чем это обычно представляется. Пионерская работа в этом отношении была проделана в свое время Р. Д. Тименчиком, однако поддерживалась и продолжалась не часто. Позволим себе напомнить лишь одну цитату, уже частично использованную нашим предшественником. В письме к Крученых Хлебников говорил: «Пылкие слова в защиту Адама застают вас вдвоем вместе с Городецким. В этом есть смысл: мы пишем после „Цусимы“. Но Адамом нужно быть, а сурьма и белила не спасут обманщиков. Строго? Кто молод, тот отче людей. Но быть им большая заслуга и кто может — пусть им будет» [824] .
824
Хлебников Велимир.Неизданные произведения. С. 367. Ср.: Тименчик Р. Д.Заметки об акмеизме. II // Russian Literature. 1977. V-3. С. 281–300. В качестве необязательной параллели к рассуждению автора о важности «пятиричности» для Гумилева и Хлебникова отметим, что Крученых решительно подчеркивал то, что его стихотворение является именно пятистишием.
Конечно, стихотворение Нарбута также основывалось на некотором представлении о свойствах русского (малороссийского) языка. Так, например, видимо, стоит учесть в связи с этим фрагмент «Петербурга», где в первой же главе незнакомец, разговаривающий с Липпанченко, произносит: «В звуке „ы“ слышится что-то тупое и склизкое… Или я ошибаюсь?.. <…> Все слова на ерытривиальны до безобразия: не то „и“; „и-и-и“ — голубой небосвод, мысль, кристалл; а слова на „ еры“ тривиальны; например: слово рыба; послушайте: р-ы-ы-ы-ба, то есть нечто с холодною кровью… и опять-таки м-ы-ыло: нечто склизкое; глыбы— бесформенное: тыл— место дебошей… Незнакомец прервал свою речь: Липпанченко сидел перед ним бесформенной глыбою; и дым от его папиросы осклизло обмыливал атмосферу: сидел Липпанченко в облаке; незнакомец мой на него посмотрел и подумал „тьфу, гадость — татарщина“… Перед ним сидело просто какое-то „Ы“…»; и вослед этому рассуждению звучит вопрос: «Извините, Липпанченко: вы не монгол?» [825]
825
Белый Андрей.Петербург. М., 2004. С. 42–43. Ср. также комментарий на с. 648. Отметим, что этот пример (в иной редакции) приводит в своих работах Н. А. Кожевникова как пример отчетливого звукового символизма у Белого (см.: Кожевникова Н. А.О звуковой организации прозы А. Белого // Проблемы структурной лингвистики 1981. М., 1983. С. 209–210; Она же.Язык Андрея Белого. М., 1992. С. 244–245; Она же.Звуковая организация текста // Linguistische Poetik. [Hamburg], 2002. С. 14).