Вокруг «Серебряного века»
Шрифт:
Сама закрытость дневника, его полная интимность позволяют проводить те эксперименты, которые было безнадежно даже пытаться устраивать на печатных страницах. Отчасти нечто похожее Брюсов проделывал в стихах, остававшихся только в рабочих тетрадях. Вот хотя бы два образца из них. Один относится ко времени чуть более позднему:
* * * К твоему животу, полон сладостной дрожи, Я упрямою грудью припал, Ощущал я атлас бледно-розовой кожи И под пальцами груди коралл. И в лицо непонятный, но понятый ныне Мне пахнул аромат, И язык мой к знакомой заветной святыне Прикоснуться был рад. Опрокинувшись навзничь, раздвинувши ноги, Трепетала и ты в забытьи, И ждала наслажденья в безумной тревоге За восторги мои.112
РГБ.
Другое стихотворение написано практически в то же время, что и печатаемые нами фрагменты дневника:
Вчерашний день 1 О высокой любви я мечтал, Позабывшись с заветной тетрадкой, И в стихах рисовался украдкой, Как в тумане, любви идеал. 2 И, усталый от грез вдохновенья, Я желал освежить свою грудь И пошел на бульвар отдохнуть Посреди городского движенья. 3 Встретил я, как ведется, друзей, В ресторане мы выпили водки И потом были рады находке, Повстречавши пятерку б-ей. 4 Я проснулся наутро не пьяный. Рядом — женщина голая спит, Пол — остатками пива залит, А в душе прежний образ туманный.113
РГБ. Ф. 386. Карт. 2. Ед. хр. 9. Л. 4. Черновой автограф.
Из даты под стихами отчетливо видно, что любовь к Елене довольно быстро осталась в прошлом. Уже та тетрадь, в которой описаны болезнь и смерть Е. Масловой, носит название (присвоенное по завершении) «Книга Та-ли». Талей Брюсов звал Наталью Александровну Дарузес, роман с которой завязался уже в начале июля 1893 года, а в конце октября началась близость. Попутно на страницах дневника возникает некая замужняя дама, на некоторое время приковавшая к себе внимание проститутка и прочие персонажи. Но никакого нового языка в этих фрагментах отыскать не удается: эксперименты окончились со смертью Елены.
Как кажется, публикуемые фрагменты брюсовского дневника делают очевидным, что эротические переживания первой серьезной любви открывали обширное поле для его эстетических поисков. И невозможность проникновения в печать не должна скрывать их важность. Именно здесь выковывалось то, о чем в памятных строках «Конца Ренаты» с таким отчетливым осознанием неизбежности писал Ходасевич [114] . Из этих остававшихся в рукописях фрагментов, где автобиографическое соседствовало с фикциональным, постепенно выковывался тот Брюсов, который оказывал сильнейшее воздействие не только на «простые души» своих читателей, но и на сознание русских поэтов, кажущихся нам ныне несравненно высшими.
114
См.: Ходасевич.Т. 4. С. 11–13, и далее.
Для настоящей публикации отобраны фрагменты дневника Брюсова с октября 1892 года по июнь 1893-го, посвященные трем темам: любви к Е. А. Масловой, отношению к поэзии французского и русского символизма (относящиеся к этим двум темам места представлены максимально полно) и тесно сплетающимся с ними спиритическим сеансам в семействе Красковых (отобраны лишь те записи, где явно пересечение спиритизма с двумя другими сторонами жизни Брюсова того времени). Тексты печатаются по автографам: РГБ. Ф. 386. Карт. 1. Ед. хр. 11(2), 12 (1–2).
В примечаниях даны лишь самые необходимые пояснения, далекие от претензий на академичность.
<…>
Поэты-символисты. Основатели школы (во Франции) — Поль Верлен (1 сбор<ник> вышел <в 18>65 г. — реформировал и размер. Перелом в деят<ельности> — по напр<авлению> к символизму в <18>71 г… С <18>81 года увлекся католичеством) и Маллармэ— (пишет непонятно, понимают лишь посвященные).
Артур Римбо (наименее понятный) [**] .
Жюль Лафорг (музыкальность).
Роденбах, Тальяд, Г. Кан, Маргерит, Ренье, Мерсо.
Жан Мореас (стоит несколько особо).
Из статьи Зин. Венгеровой «В<естник> Е<вропы>»,
**
Пис<ал> <18>69-<18>71 (лет 18), а в нач<але> 80<-х> год<ов> исчез, не напечатав ни одного стих<отворения>. Верл<ен> тщат<ельно> сохра<нил> уцелевшие и превозн<осил> его гениальн<ость>.
116
Статья называлась «Поэты-символисты во Франции» и была первым источником сведений Брюсова об этом течении. Раздел «Мысли и идеи» не является собственно дневниковым текстом, хотя велся на страницах дневника.
117
Воспроизводим заголовок тетради, поскольку он явственно говорит о важности отношений с Е. А. Масловой для Брюсова.
23.10.92.
Мы клялись в любви, не веря, Целовались, не любя; Мне — разлука не потеря, Мне — свиданье для тебя. Не зови его ошибкой, Встанет прошлого туман, И припомним мы с улыбкой Обаятельный обман [118] .Поводом этого стихотв<орения> послужил пустой случай. Вчера был у Краск<о>в<ы>х <…>. У них сеанс. Мрак и темнота. Я сидел рядом с Ел<еной> Андр<еевной>, а Вари не было (уехала в театр). Сначала я позвол<ил> себе немногое. Вижу, что при<нимаюсь> благопол<учно>. Становлюсь смелее. Наконец <?>, перехожу границы. И поцелуи и явления. Стол подымается, звонки звенят, вещи летят через всю комнату, а я покрываю чуть слышными, даже вовсе неслышными поцелуями и шею, и лице <так!> и, нак<онец>, губы Ел. Андр. Она мне помогает и в том, и в другом. Все в изумлении (понятно, насчет явлений). Потом пришел Мих<аил> Евд<окимович> [119] , но и это не помешало. Наконец зажгли огонь, сеанс кончился. Я и она, оба держали себя прекрасно. Варя пришла поздно, была некрасива. Сказал с ней два-три слова и очень угрюмо. Весь вечер изводил меня Сер<гей> Мих<айлович> [120] . Как умел, защищался.
118
В тетради «Мои стихи. Часть IV. Лирические стихотворения 1892 г. и начала 93 г. (до 6 мая). Ховрино 93» (РГБ. Ф. 386. Карт. 14. Ед. хр. 3), на которую мы будем в дальнейшем ссылаться с указанием только листов, данному стихотворению предшествует запись: «След<ующее> стих<отворение> есть первое случайное стих<отворение> к Леле. Когда я писал его, то, конечно, не думал, что много и много времени моя мысль и мое сердце будут прикованы к ней, что еще много раз ее имя будет стоять над моими стихами», затем с новой строки: «`a H('el`ene) I (вспомни один случайный сеанс. См. подробно в дневнике»), и затем следует данное стихотворение под заглавием «Леле», с разночтением в предпоследней строке: «И припомнится с улыбкой» и датой: 22 веч<ером —> 23 в гимн<азии>. 10. 92 (л. 29 об. — 30).
119
М. Е. Бабурин, жених Е. А. Масловой.
120
С. М. Саблин, ухаживавший за В. А. Красковой (в повести «Моя юность» выведен под именем Зардина). См. эпиграмму Брюсова на него, написанную 30 ноября:
Мастер в шутках. Это мало, Что ж под шуткой у него? Ум блестящий, сатир жало? Нет, — под шуткой — ничего.Сегодня в гимназии нет-нет да и вспом<ин>аются поцелуи. Гм… Как мало надо человеку.
25.10.92.
3 часа 32.
Идти или не идти к Красковым? Идти страшно хочется… но рассудок твердит иное. Неужели я не владею собой?
4 часа.
Кажется, я легко бы мог порвать навсегда знакомство с Краск<о>выми.
4 ч. 15 м.
Жизнь есть медленное разрушение. Живешь и чувствуешь, что умираешь.
4.20.
Ко<г>да нервы натянуты, довольно затронуть один, чтобы задрожали все остальные.
5.
Написал <?> стихотворение («Тяжело…»), вылил в нем все и воспрял душой.
Струны души расстроены, поэтому и сти<хот>ворение расстроенное.
5.15.