Вокруг Света 1993 №04
Шрифт:
Но прежде немного подробнее о Леве Федотове.
Юра Трифонов спустя многие годы напишет о Леве: «В детстве меня поразил один мальчик. Он был удивительно всесторонне развитой личностью. Несколько раз я поминал его то в газетной заметке, то в рассказе или повести, ибо Лева покорил воображение навеки. Он был так непохож на всех! С мальчишеских лет он бурно и страстно развивал свою личность во все стоё роны, он поспешно поглощал все науки, все искусства, все книги, всю музыку, весь мир, точно боялся опоздать куда-то. В двенадцатилетнем возрасте он жил с ощущением, будто времени у него очень мало, а успеть надо невероятно много. Времени было мало, но ведь он не знал об этом. Он увлекался в
Дневник Левы Федотова. 7 декабря 1939 г.
...« Сегодня на истории в тесном маленьком классе Сало нагнулся ко мне и с загадочным видом прошептал:
— Левка, ты хочешь присоединиться к нам... с Мишкой? Только ни кому... никому... не говори.
— Ну, ну! А что?
— Знаешь, у нашего дома в садике стоит церковь? Это церковь, кажется, Малюты Скуратова.
— Ну?
— Мы с Мишкой знаем там подвал, от которого идут подземные ходы... Узкие, жуть! Мы там были уже. Ты пишешь «Подземный клад», так что тебе это будет очень интересно. Мы снова на днях хотим пойти в эти подземелья. Только никому не надо говорить.
— Можешь на меня положиться, — серьезно сказал я. — Если нужно, я умею держать язык за зубами. Так и знай.
В течение всего урока Салик рассказывал мне об их былых приключениях в подземелье. Я загорелся любопытством. На переменке меня Мишка спросил — сказал ли Сало о подземельях Малюты Скуратова? Я сказал, что да.
— Мы, может быть, пойдем завтра,— проговорил Михикус.— Так как на послезавтра у нас мало уроков. И пойдем часа на три. Ты только надень что-нибудь старое. А то там, знаешь, все в какой-то трухе. Мы, дураки, пошли сначала в том, в чем обычно ходим, а я еще даже надел чистое пальто, так мы вышли оттуда все измазанные, грязные, обсыпанные,— как с того света...»
Все началось с того, что в конце 30-х годов я, будучи школьником, пришел в расположенную рядом с нашим правительственным домом ЦИК-СНК церковь, где в бывшей трапезной работали краснодеревщики. Пришел я к ним за рамой, которую заказал мой отец (он увлекался живописью). Краснодеревщики вели между собой тихий разговор, из которого я понял, что из подвала этой старинной церкви Николая Чудотворца — их мастерской — вроде бы имеется древний подземный ход; и не куда-нибудь, а прямо в Кремль, и связан он с именем самого Малюты Скуратова, с тем, что он ходил на тайные доклады по этому ходу к самому царю Ивану Грозному.
И вот... поздним вечером я в одиночестве попытался отыскать этот ход. Потом, под строжайшим секретом, сказал об этом вначале Олегу Сальковскому, а потом мы с Олегом решили пригласить в нашу экспедицию Леву Федотова.
Итак, я снова в церкви Николая Чудотворца на Берсеневке, там, где впервые узнал о нашем подземном ходе. Теперь на церкви и на прилегающих к ней древних палатах думного дьяка Аверкия Кириллова были укреплены вывески, информирующие, что этот исторический комплекс принадлежит научно-исследовательскому институту культуры.
Открыл дверь... и сразу — церковный зал. В зале: длинный под зеленым сукном стол, вокруг — зеленые стулья, у окна — кафедра, рядом с кафедрой —
Постучал в дверь — «Сектор садово-парковой архитектуры». Три молодые женщины сидели за канцелярскими столами, пили чай: обеденное время. Извинился.
— Вы по какому вопросу?
— По поводу этого здания, а точнее — подвала.
— Вы архитектор?
— Нет.— И, чтобы не терять времени на объяснения — кто я, что и почему, положил перед ними вычерченный еще с Левой план малютинского подземелья. Одна из женщин — позже узнаю, что зовут ее Ольгой Владленовной Мазун, — восклицает:
— Мне еще в детстве бабушка рассказывала, что трое ребят задумали попасть в Кремль, искали подземный ход! Но их завалило, что ли...
— Нет. Не завалило. Видите, сижу перед вами.
«... На геометрии, в физическом кабинете. Сало начертил мне примерный план тех ходов, которые они уже отыскали с Мишкой, и я его постарался запомнить. Но дома мною неожиданно завладело сомнение. Почему-то вдруг показалось, что Мишка и Сало меня просто разыгрывают, потешаются над моей доверчивостью. Я решил вести себя осторожно и более сдержанно. Мне в голову пришла небольшая хитрость. Прекрасно помня план подземелья и церкви, начертанный Олегом, я решил сверить его с планом, который должен был бы по моей просьбе начертить Михикус. Ведь нет сомнения в том, что они заранее по этому поводу не сговорились... На мое предложение начертить примерный план ходов Мишка ответил:
— Да я его не помню.
— Ну, хотя бы кое-как.
— Да так трудно. Ну, ладно. Вот смотри.— И он стал набрасывать самостоятельный план залов и ходов на тетрадном листе. План был в точности такой же, как у Сальковского. После этого Мишка стал мне рассказывать о приключениях в подземелье...»
А приключения у нас действительно были. Олег из-за своей грузности то и дело застревал в узких проходах, поэтому мы их детально не обследовали. Под ногами что-то похрустывало, потрескивало, а когда мы с Олегом достигли маленького «зала», где можно было стоять почти в полный рост, увидели — кирпичный пол усеян мелкими скелетами мышей: они-то и потрескивали. Но это только начало. Добрались до следующего «зала» — в углу предстало то, чему и полагалось быть, по нашим убеждениям, в местах, отмеченных именем Малюты,— черепа и кости. В «зал» мы попали, разобрав современную кирпичную кладку. Очевидно, ей следовало служить преградой таким упорным проходчикам вроде нас. И колодцы были. И плесень была. И тишина. И Олег еще копотью от свечи на потолке изобразил череп и две скрещенные кости. Если бы нас на самом деле засыпало, завалило, то так как никто не знал, куда мы с Олегом отправились, вряд ли сообразили, где искать. Недавно Олег напомнил мне, что мы тогда надевали маски из марли, потому как прослышали, что подвалы церкви были в свое время выбелены, продезинфицированы: результат борьбы с чумой и холерой, которые некогда бушевали в России.
Помню, мы по Левкиному настоянию занялись составлением списка необходимых для экспедиции вещей — фонарь электрический, свечи, спички. Часы. Лом. Левка предложил еще веревку с гирькой, чтобы измерять глубину колодцев, тетрадь, карандаш и почему-то циркуль. И розовую стеариновую свечу, которая осталась у нас с Олегом от прошлого раза: горит ярко, но, правда, коптит...
Женщины из «сектора садово-парковой архитектуры», с которыми я уже познакомился,— Муза Белова, Ольга Мазун и почти девчонка Ирина — продолжали настаивать, чтобы выпил с ними чаю и рассказал поподробнее о том, что с нами случилось в отроческие годы.