Вокруг тебя весь мир ружит

Анна Погода

– Я беременная,- выпалила сестрица и обессиленно рухнула на свой диван, предлагая мне в дальнейшем разгребать её проблему. Как всегда.

Тяжело опустившись в кресло, я сжимала и разжимала кулачки, в бессильном отчаянии соображая: а не параллельная ли это реальность. Может, я ослышалась и всё не так уж и плохо.

Лешка повернула голову в мою сторону и полностью расслабилась. Она с лёгкостью свалила на меня решение своей проблемы, искренне полагая, что я старшая, поэтому должна. Не к матери же ей идти.

Я смотрела на это безответственное существо и гасила в себе единственное желание пристукнуть её.

–

Кто отец?

Тишина была мне ответом.

– Лешка, признавайся или я за себя больше не отвечаю. Зову родителей и будем решать всё вчетвером.

Она подняла на меня свои наполненные ужасом глаза и промямлила:

– Павел.

Я падала, катилась кубарем с высоты, и никак не могла зацепиться хоть за что-то. Пашка. Лешка. Ребёнок.

– Он знает?- спросила я хрипло и пересела к ней на диван.

– Нет.

– Поговори с ним. Он взрослый и всё поймёт, решите всё вместе.

– Я не могу ему сказать,- и сестрица зарыдала навзрыд.- Это всё ты. Ты виновата. Он тебя любит, а я думала..... хотела...,- она не могла договорить, а только всхлипывала и раскачивалась из стороны в сторону, обхватив себя за плечи руками и глядя на меня потерянными наполненными слезами глазами.

– Рассказывай всё,- мой голос был под стать сложившейся ситуации: тих, испуган и беспомощен.

– Это было в тот день, когда он вернулся из той последней долгой командировки и приехал к нам домой, в надежде встретиться с тобой. А я ему сказала, что ты снова с Алексом. Павел кивнул головой и чернее тучи поехал домой. Мне стало его так жалко, Лар. Так жалко. Просто невыносимо. И я поехала к нему вечером. Он был дома пьяный в дрызг. И я..., я соблазнила его. А он всё время называл меня Лара,- Лешка была полуживой от боли. Она страдала. Она болталась маленьким утлым судёнышком в штормящем море и ждала, что я вытащу её из этого жуткого состояния.

– Господи!
– я испытала шок. Ничего не могло быть хуже этого. Даже тогда, когда меня жестоко обидели на той жуткой вечеринке, даже когда я рассталась с Алексом в последний раз, мне не было так плохо, как сейчас. Там была надежда на то, что всё пройдёт. Сейчас -нет. Любой вариант был болью. Не было надежды, что всё выровняется. Ничего уже никогда не будет по-прежнему. Ни у Лешки, ни у Павла, ни у меня. А если узнает отец, то будет вообще конец света.

– Не реви. Надо сказать Павлу. Он должен знать. Ты в поликлинике была?- надо было что-то решать, и я взялась за дело, не до конца понимая свою роль во всей этой кутерьме.

– Да,- и снова всхлип.

– Сколько недель?- я чувствовала себя садисткой, задавая ей эти вопросы, потому что они отражались болезненными судорогами на её лице. А она была моей мучительницей.

– Десять.

Я ушла от сестры в состоянии сомнамбулы, соврала родителям, что Алекс меня заждался и, вернувшись домой, упала без сил на диван. Хорошо что, Усольцев куда-то ушёл скоротать вечер а , может, продемонстрировал мне своё недовольство. Этот тоже мог учудить такое. Как бы я не прокручивала создавшуюся ситуацию, а без Павла мы не могли её решить. Тем же субботним вечером я собралась с силами, позвонила ему и договорилась, что приеду к нему в четверг вечером, и теперь об этом надо было как-то сказать Алексу.

После моего обещания всё рассказать вечером, Усольцев терпеливо сдерживая тревогу и

нетерпение, ехал мимо поскучневших под серым небом домов, стоял на светофорах, объезжал ДТП, неизменно случавшиеся в такую непогоду, и ,наконец, мы дома, в тепле своей квартиры (я уже привыкла, что это мой дом). И сегодняшний вечер был не хуже и не лучше других, чтобы сообщить Алексу кошмарную новость.

– Поужинаем в ресторане?- спросил ещё в машине Усольцев. После моего обещания, он стал предусмотрительно внимателен и необыкновенно заботлив.

Я отрицательно помотала головой и отвернулась к окну. В нашей квартире в морозилке теперь всегда лежали мамины домашние пельмени. Мы поужинали , Алекс посадил меня к себе на колени и заговорил первым.

– Лара, мы вместе и я должен знать, что тебя вогнало в такое жуткое состояние отчаяния. Расскажи мне всё.

И я всё рассказала бесстрастным голосом. Без интонаций, без чувств. Как будто читала газетную статью. Он облегчённо вздохнул, выдохнул шумно и вдавил меня в себя.

– Ты чуть с ума меня не свела. Я уже передумал тысячу самых страшных вещей. Не пугай меня больше.

– Я не знаю, что делать,- пожаловалась я.

– Это не твоя проблема. Павел - взрослый мужик, пусть решает всё сам. Может жениться или просто поддерживать Лешку материально и растить ребёнка так же, как тысячи других разведённых мужчин. Что тут такого страшного? Неприятно, но не трагично. Ты привыкла навешивать проблемы сестры на себя, а легкомысленная девчонка заслужила хороший урок.

– Мне Павла жалко.

– Не могу с тобой не согласиться. Тут он попал, и я ему не завидую.

– Что бы ты сделал в подобной ситуации?- я отогрелась в его руках, стук сильного сердца утешил меня, а ставший родным, приятный запах его тела, окутал полусонной негой.

– Не знаю. Тут вариантов много. Если бы ты забеременела, то женился без разговоров и с радостью, он поцеловал меня в висок и в лоб.

Мне стало легко, как будто я свалила камень с души. Усольцев освободил меня от тяжёлой непосильной ноши, разложив всё по полочкам. И сказал, что женился бы на мне, если бы... И последняя моя тревога улетела, махнув издалека тёмным крылом. Потому что я раздумывала : сказать - не сказать. Мне не была безразлична реакция Алекса на моё сообщение, но в последнее время я странным образом уверовала в нас, как в пару. Я это чувствовала.

– Я люблю тебя,- вырвалось неожиданно, само - собой и очень тихо. Я даже не знаю, слышал ли он. Состояние расслабленного спокойствия накатилось на меня и , согретая теплом его тела и участием , я закрыла глаза и отключилась.

Знакомые руки перенесли меня в постель, раздели и уложили спать. Вскоре рядом я почувствовала его тело, прижалась спиной в горячей груди и уснула спокойно впервые за четыре дня.

Разговор с Павлом произошёл на другой день в его квартире, в которой было по-своему уютно, но при этом всё чрезвычайно просто и по-мужски без излишеств. Мы сидели в гостиной на диване, стоящем около стены, декорированной серым камнем. Сообщение об Ольгиной беременности вызвало у него сначала вполне понятное недоумение. Мне пришлось повторить рассказ сестры и сказать что, если он не хочет никак участвовать в дальнейшей судьбе ребёнка и Ольги, то мы не будем в претензии. Просто он отец и должен знать. Может сделать тест, если хочет.