Волчара выходит на след
Шрифт:
– Э-э-э нет, девочка… Какая ты глупая… Да у него на морде все написано… Он же соврал мне. Никаких там отпечатков не было. Я точно знаю. У меня свои менты прикормлены. Никому он этого мужика не сдал. Ни своим, ни прокурору… Ко мне пришел. Значит – боится чего-то? А чего? Что-то такое этот мужик про него знает… Такое, что… Ну ничего. Скоро я все узнаю. Все. Мне этот мужик все расскажет…
– А может, ты и прав…
– Я всегда прав, девочка. Всегда, – с самодовольным видом изрек Арутюнян. Помолчал и причмокнул языком: – Вай, как мне сильно повезло! Очень повезло!.. Скоро я его как грушицу тряхну. Ай, хорошо платить будет!.. Три года он уже на прииске… Не может быть, чтобы к рукам чего-то не прилипло… И тебе ведь тоже повезло…
– А мне-то почему? Что ты в виду имеешь? – осторожно спросила Алина.
– А что имею, то и введу! – с ходу соскабрезничал Самвел и захрюкал, давясь от смеха. Его огромное брюхо, густо заросшее вьющейся черной волосней, заколыхалось, как студень на тарелке. Отхрюкался, отер слезы: – А хорошо сказал, да? Ай, молодец! – И, по-хозяйски сграбастав своей рыхлой пятерней ее голую грудь, зажал сосок между пальцев.
– Ой-ой! – вскрикнула Алина. – Отпусти, Самвельчик! Я прошу тебя… Ну, пожалуйста – не надо…
– Так говоришь – не понимаешь, что имею? – слегка разжав пальцы, продолжил Арутюнян. – Ты думаешь, я не знаю, что это тот самый парень, который твоего Дорофеева любимого когда-то подстрелил?.. Я все знаю, девочка. Я все знаю… Давно, наверно, хочется тебе ему в глаза коготочки запустить? Мечтаешь, да?
Алина фыркнула и, выскользнув из-под его руки, демонстративно отвернулась к стене. Ей требовалось время, чтобы обдумать свой ответ.
«А угадал ты, сволочь, угадал!», – хмурилась она, с остервенением подгрызая заусенец на мизинце. В последнее время уже не так тщательно следила за собой. Пропало всякое желание: «Эта скотина жирная и так сожрет… Ну, а другим мужикам даже глазки не построишь. Узнает – убьет сразу, хан бухарский! Я же для него, как жалкая наложница. Овечка на закланье…»
И все-таки правду сказал Самвел… Несчетное, немереное количество дней и ночей провела она, исходя, изнывая от жгучей ненависти к этому незнакомому подонку. Ведь это он был причиной всех ее бед. Ведь это он сломал ей жизнь. Легко сломал… Походя… И ей, и Стасику…
Пять лет уже прошло с тех пор, но и теперь еще прячется внутри эта лютая, неутоленная злость. Нет-нет, да и даст о себе знать. Застит, заволочет глаза холодной черной пеленой, стоит только на мгновенье представить себе, как сыто и безбедно продолжала бы она жить до сих пор, не случись тогда этой глупой банальной истории. Убей его тогда Игорек, и ничего бы больше не было! Ничего!.. На этом все бы и закончилось… И сколько раз в своих потаенных мечтах она действительно зримо представляла себе, как ее острые коготки разрывают его кожу и тонут, вязнут, проникая все глубже и глубже в его ненавистную крепкую плоть! Как его поганая теплая кровь сочится из глубоких рваных ран, стекает по ее пальцам, и она жадно слизывает ее капля за каплей!.. Пьет ее досыта, до сладкого онемения!..
Однако всегда, вплоть до сегодняшнего дня все это было просто наивной и несбыточной мечтой. И только теперь она поняла, что это все же может, может стать реальностью!..
«Станет! – прошептала Алина и задрожала от дикого вожделения. И кинуло в жар, и рука оторвалась ото рта, и, опустившись, проворно скользнула в промежность. И нащупала давно уже острый, набухший от прилившей крови бугорок. И тело содрогнулось. И крепко сжались ягодицы. И заходили яростно и ритмично. И сладкий стон прорвался через зубы.
– Э-э-э, ты что? – удивленно хохотнул Самвел. – Сама, что ли? Вай, как стыдно! Давай помогу!
– Отстань! – отбрила его Алина, но тут же благоразумно прикусила язычок.
АНДРЕЙ
– Так би видразу и казали… Щож я – ни чого не розумию? Треба – значить треба, – услужливо распахнув дверцы своей старенькой «Тойоты», верещал без умолку, заливался соловьем седовласый Шепитько. – Сидайте, будь ласка. Зараз и поидимо.
После короткого, но содержательного разговора со Славкиным его как будто подменили. Больше не ерепенился. Сама покладистость. За пять минут собрался, выгнал машину за ворота. Набулькал в бак бензина под самую горловину. Мужики, по случаю заглянув в его приоткрытый гараж, просто опупели от увиденного – там этого бензина оказалось – хоть залейся! И в бочках. И в канистрах. Да пару тонн – не меньше! «Вот же жмот запасливый! – неприязненно подумал Мостовой. – Плюшкин, блин… Да тут же спичку поднеси – и полпоселка, как корова языком слижет!»
Славкин уселся рядом с водителем, а Мостовой с Семенычем расположились сзади.
Солнце спряталось. Небо затянуло низкими стальными тучами. Заметно потемнело. Стал накрапывать мелкий занудный дождик, и Шепитько совсем затупил. Потащился по укатанной совершенно пустой гравийке неоправданно медленно, по широкой дуге объезжая каждую залитую водой колдобинку. Будто новичок на автодроме.
Мостового потянуло в сон. Он уже начал устраиваться поудобнее, чтобы слегка вздремнуть, когда в голову кровь ударила. Нагнулся вперед. Тронул друга за плечо:
– Сань, а ты зачем при этом абреке с дедом откровенничал?.. Он же теперь… – и запнулся, холодея от запоздалого прозрения. – Ты что?.. Что?.. Ты что его прикончил, что ли?!
– Во, бля! – процедил Санек. – Как же мне с тобою тяжело, старик!.. Вот только никак я не пойму – ты что, действительно такой пенек наивный или прикидываешься? Может, ты мне наврал про все, а Андрюх? Про все свои лихие подвиги?
Мостовой отдернул руку от Сашкиного плеча, словно обжегся. Вжался спиной в сиденье: «Вот дебил!.. Ну, теперь-то каша подзаварится!..»
Через минуту Славкин, повернувшись к Шепитько, посверлил его долгим тяжелым взглядом и, нарушая повисшее в машине напряженное молчание, с раздражением произнес:
– Ты что – быстрей не можешь? Чё мы плетемся-то как малохольные?
– А навищо поспишати?.. Машину поберегти треба… Вона ж едина… Вона ж у мене дуже дорога.
– Слушай, дядько, а ты давно в России? Лет двадцать, наверно, не меньше?
– Вже майже тридцять рокив, – с опаской тихо обронил Шепитько.
– Тридцать лет?! Да это же хрен знает сколько! Да это ж – целая жизнь!.. И что, нельзя было за это время язык выучить? Или ты, дядько, просто к москалям – не очень? А?.. Сознайся?.. Не любишь ты нашего брата? Вот чую, что не любишь…
– Нема за що, – оскалился Шепитько, но моментально сообразив, что ляпнул лишнее, с перепугу втянул голову в плечи и крепко зажмурился. Машина резко вильнула в сторону. Славкин едва успел ухватиться за руль и вернуть ее на дорогу:
– А ну тормози, давай… Вылазь… Дальше я поведу.
– Чому?
– Вылезай, говорю.
– Тильки з машиной обережно…
– Да ничего с твоим драбаданом не будет… Не скули. Верну его тебе в целости и сохранности.
Захлопнув водительскую дверцу, Славкин посмотрел на рычаг переключения скоростей, словно впервые его увидел, потом одновременно надавил на сцепление и газ и тут же тычком ладони воткнул вторую. Движок моментально завыл зверюгой. Густо сыпануло гравием из-под колес. А через пару мгновений машина сорвалась с места, быстро набрала ход и, не снижая скорости, с опасным боковым заносом ворвалась в резкий поворот.