Волчара выходит на след
Шрифт:
Скинув плащ, сразу же позвонил в ГИБДД. Поздоровался с Витей Горобцом – командиром взвода.
– Вить, я по поводу аварии на трассе. Что там, поконкретнее? Удалось ли опросить четвертого выжившего?
– Нет, Андрей Степанович, не удалось. Так в себя и не приходил. И надежда на это – очень маленькая. Множественные переломы, в том числе – основания черепа. Повреждение внутренних органов: печень, селезенка. Все – в клочья. Вряд ли вытащат. Что касается самой аварии. Машина перевернулась, пробила ограждение и упала в обрыв с десятиметровой высоты. Практически всмятку. Но бак не рванул, на счастье. Полный был. Ее уже к нам во двор доставили. Можешь посмотреть, если нужно.
– Ты сам-то ее видел?
– Да так пока – мельком. Руки не дошли.
– Ничего интересного?
– Ну, тормозные шланги – целые. Рулевка – тоже. Дорога вроде не особо скользкая была… Скорость небольшая – не так чтоб слишком. Около семидесяти. По следам торможения хорошо видно. Есть одна характерная вмятинка на боку – сантиметров в сорока-пятидесяти от левого заднего колеса. Похоже, что кто-то их в бочинку боданул. Но пока неясно – тогда или раньше. Сейчас там спецы наши как раз над ней колдуют. Попозже определят точно. Я тебе сразу же доложу, как только что-то прояснится.
– Что по владельцу?
– Гагик Амбросович Аганесян. Шестьдесят восьмого года рождения. Армянин. Прописан в Зареченске. Ранее не судим.
– Что, прям вот так – Гагик? Что-то имя больше на кличку похоже.
– Прямо так, Степаныч, в паспорте и значится. Там же у них иногда имена вообще такие – хоть стой, хоть падай. Одно слово – кликуха собачья.
– А что по остальным?
– Так ведь все без документов, естественно. А так, навскидку, все, как один, от одной армянской мамочки. Двое – этого же примерно возраста. Один совсем пацан. Лет восемнадцать-двадцать. Сейчас их тоже пробивают.
– Оружие?
– Полный боекомплект, Степаныч. Карабин малокалиберный «ТОЗ-99 Л» с оптикой, один «П-90» – бельгийский пистолет-пулемет – пять и семь десятых миллиметра, три «макара». Шашки толовые. Ножи. Удавки. В общем – полный писец! Впору мэрию штурмовать. Подготовились на «ять». Ничего не скажешь.
– Где-то раньше засветилось?
– Нет, Степаныч. Все до единого стволы – чистые. В этот день из них точно не стреляли.
– Ну, ладно, Вить. Спасибо, что помог.
– Рад стараться, Андрей Степаныч. Всегда готов.
«Странная, очень странная киношка получается… – размышлял Сазонов. – Опять армяне, и опять – у Ретиховки. Неужели все же Мостовой? Если так, то расклад пошел нешуточный».
БЕЛЬДИН
Страх. Дикий, животный, леденящий душу страх обуял Алексея Константиновича. Трясся всем телом, от макушки и до пяток, как в приступе жесточайшей малярии. С десятой попытки удалось наконец прикурить, не сломав при этом сигареты. И потом не сразу получилось удержать ее во рту – зуб на зуб не попадал – в бешеном темпе чечетку выбивали.
Едва успел оправиться после неприятного разговора с заезжим наглым и нахрапистым китаезом, как начальник охраны прииска Виталя Гирейчук снова подлил масла в огонь. Оглушил! К месту пригвоздил своей ужасной новостью!
Виталя после возвращения из города ввалился в его кабинет с бутылкой своего любимого виски «Джонни Уокер». По-хозяйски брякнулся в кресло, развалился, раскинув в стороны мощные лапищи:
– А тарань-ка посуду, Леш, – пропустим по граммульке. Да ну его на… эту бычью службу.
К спиртному в тот момент душа у Алексея Константиновича совсем не лежала, но, увидев, что Гирейчук порядком подшофе, перечить он не стал. Давно убедился в том, что в таком состоянии Виталя не совсем адекватен. Может и под дыхло двинуть, если шлея под хвост попадет. Лучше уж тихо-мирно посидеть с ним полчасика (больше он со своим неугомонным темпераментом все равно на одном месте не высидит), сделать вид, что действительно интересуешься его занудным пьяным бредом, но зато потом вздохнуть свободно.
– Так что там нового? – для приличия спросил Бельдин. – Что слышно в городе?
– Что нового-хренового? – пьяно лопотнул Гирейчук и разулыбился, крайне удовлетворенный своим удачным лаконичным каламбуром.
Теперь уже Алексей Константинович мог вздохнуть с облегчением. Больше его личного участия в разговоре фактически и не требовалось. Бельдину оставалось только кивать в ответ и делать вид, что он тоже прикладывается к своему стакану. Что он и делал, пока его не напрягло, не насторожило очередное Виталино сообщение.
– Извини, Виталь, – ловко вставил Алексей Константинович. – Что ты там про армян говорил?
– Про армян? А что – про армян? Опять, говорю, грызня пошла. Гасит их кто-то пачками. Пока не знают, кто. Но, говорят, уже за десяток перевалило.
– А чьи они, не знаешь?
– Чего не знать-то? Секрет, что ли? Самвельчика джигиты. Из его банды.
Алексей Константинович зажмурился и судорожно сглотнул, пытаясь отогнать подступившую тошноту. Перед глазами лиловые круги поплыли.
– Извини, Виталь. – едва слышно произнес он, с трудом дождавшись, когда Гирейчук поднесет ко рту стакан. – Что-то мне сегодня нездоровится.
– Да ты впрямь какой-то белый стал! – удивился Виталя. – Перебрал вчера, наверно, со своими узкоглазыми проверяющими?
– Да, было дело, – безропотно согласился Бельдин. – Я бы прилег уже, если ты, конечно же, не против?
– Да ладно уж. Валяй, – после коротких раздумий пробасил Гирейчук, глянув на штатского слабака с отеческим снисхождением. – Я тогда к себе пойду. Давай, Алеха, отбивайся, если уж так действительно хреново.
Выпроводив Виталю, Алексей Константинович рухнул в кресло в полнейшем изнеможении. Мысли в его голове плодились – одна другой хуже.