Волчара выходит на след
Шрифт:
Гирейчук промолчал. Посмотрел на Бельдина угрюмо и ненавидяще, играя желваками. Так что тот невольно отпрянул, как ошпаренный.
– Ну, все-все! Извини. Считай, что пошутил, – мелко завибрировал Алексей Константинович. – Извини, Виталь. Ей-богу, не хотел тебя обидеть. Так просто вырвалось.
«Вот же чистоплюй мерзопакостный! – мысленно возмущался Алексей Константинович, оставшись в одиночестве. – Его, видишь ли, только воевать учили! И откуда, скажи на милость, такая редкая щепетильность у законченного питекантропа? Да просто диву даешься! Да ты мне затем
САЗОНОВ
«Еще пару недель и – опять зима! Опять этот сволочной кладбищенский снежище – по колено. Холодрыга жуткая. Каток – под ногами. Да что вообще может быть хуже, чем темнющее стылое зимнее утро? Ничего, пожалуй».
Андрей Степанович передернул озябшими плечами. Поднял повыше воротник плаща. Затянул намертво шарф на шее. Ускорил шаг.
«Как ни хотел, а машину выгонять придется. Сегодня с самого утра немало разъездов предстоит. А на служебном переломанном «уазике» много не наездишь. Его и так на части рвут. Один-единственный на ходу остался».
Свернув с дороги на узкую темную тропинку, ведущую к гаражным боксам, выругался в голос: «Еще и восьми нет, а фонари опять потушили! Только деньги за освещение драть горазды! А какое это, к черту, освещение, если каждое утро приходится в такой кромешной темнотище по ямам ноги бить?!»
Включил фонарик, зажал его под мышкой. Достал связку ключей из кармана. Долго мучился, перебирая, пока нашел верхний. А потому пихнул в прорезь замка почти не глядя и промазал. Уронил тяжелую ключницу. Нагнулся. Нашарил – под ногами. Поднял. Начал разгибать моментально затекшую спину.
– Стой и не дергайся! – Сзади между лопаток грубо ткнули чем-то тупым и твердым.
Помедлил пару секунд и, резко развернувшись, хлестко светанул незнакомцу по глазам.
– Убери фонарик, блят! – Его схватили за кисть руки, с силой вывернули вверх. Сграбастали за воротник плаща, потащили куда-то в темноту. Оказалось – в машину. Здоровенный джип с высокой подножкой. Грубо впихнули на заднее сиденье. Сжали плечами с двух сторон.
Зажегся свет в салоне… Четверо крепкорожих небритых кавказцев в кожаных куртках. Двое – по бокам и еще двое – на передних сиденьях.
– Вы, вообще-то, соображаете, что делаете? – спросил Сазонов. – Это же чистая сто двадцать шестая, часть третья? До двадцати лет. А если все учтут, то и до конца своей поганой житушки – в «Белом лебеде» [61] на полусогнутых.
– Ты меня тут, прокуратура, не пугай! Я твою маму имел, да! – злобно зыркнул на него, обернувшись с переднего, рядом с водительским, сиденья широкоскулый кавказец лет тридцати, по-видимому, старший среди нападавших. – И вообще, пока свой рот вонючий закрой. Понял? Когда приедем – петь будешь.
61
«Белый лебедь» – ИК-2 «Белый лебедь» (старое название ВК-240/2) ГУФСИН России по Пермскому краю – колония особого режима для содержания осужденных к пожизненному лишению свободы.
– Вай, какие гости ко мне! – причмокивая, издевательским тоном запричитал Арутюнян. – Вай какие гости! Проходи, дорогой. Не стесняйся. Садись. Чай пить будем. Разговаривать будем. Позавчера ты меня к себе вызывал. Теперь я тебя – вызываю. Да, Ашот-джан? Правильно я объясняю?
– А правильно, да, – не отрывая глаз от зажатых в руке четок, обронил старший брат, развалившись на диване. – Мы его болтовню сегодня сами слушать будем. Не ему же одному трепаться.
– Ну, ладно, – твои абреки недоношенные, – предельно спокойно сказал Сазонов, опустившись в кресло, – а сам-то ты, Самвел Ваграмович, хорошо соображаешь, на что идешь? Это же не просто похищение. Это похищение сотрудника прокуратуры. Со всеми отягчающими.
– Э-э, слушай, какое такое похищение? Ты же сам ко мне приехал, да? Отдохнуть решил немножко в отпуске и приехал. В бассейне поплескаться, шашлычок покушать.
– В каком отпуске? – насторожился Сазонов.
– Как «в каком отпуске»? В очередном. Тебя же с сегодняшнего дня Степанчук в отпуск отправил.
– Что ты несешь?! В какой отпуск?
– Чего несу? Ничего не несу. Сам вчера видел. Он же при мне твой рапорт вечером подписывал.
– Я никакого рапорта ему не подавал.
– А-а, подавал – не подавал. Это уже ваши там дела. Меня это совсем не касается. Так что никто тебя искать не будет, дорогой. Совсем никто. Понимаешь?
«Неужели эта скотина Степанчук уже до такой степени этим бандюкам продался?! – мысленно ужаснулся Андрей Степанович. – Да не может такого быть! Просто не должно! Не может! Помогать этим говнюкам уйти от уголовной ответственности – это еще куда ни шло. Но чтоб такое?! Это же чистейшей воды предательство!»
– Слушай, Ашотик, а он не верит? Точно не верит. Посмотри – какой злой, да?
– А сейчас Ваху позову – тогда поверит.
– Зачем Ваху? Я думаю – рано еще. Он сам нам все расскажет. Да, Сазонов?
– Что вам от меня нужно? – борясь с искушением сорваться на грубость, спросил Андрей Степанович. – Конкретно и покороче.
– А все нужно. Все, что ты знаешь про этого твоего Мостового-шмастового. Твоего, твоего. Ты же прокурору ничего почти не докладывал. Я знаю… Где он сейчас прячется? Как к нему подобраться?
Сазонов молчал.
– Не хочешь, да?
– Я же говорю, надо Ваху звать, – вклинился Ашот. – Что мы с ним тут будем время зря терять?
– Придется, наверно, – показательно вздохнул Самвел. – Вай, какой дурак, да.
Его схватили под руки. Вытащили в фойе. На секунду он столкнулся взглядом с женщиной, прижавшейся к дверному косяку. «Савченко! – полыхнуло в голове. – Та самая Елена или Алина Васильевна».
Поволокли куда-то вниз по крутым ступеням. Втолкнули в бетонную коробку пять на пять. Ударом по лодыжке свалили на пол.
Корчась от боли, вполглаза, мельком огляделся. Глухие высокие стены в ржавых разводах. Тусклая, забранная в синий, покрытый металлической сеткой плафон лампочка – под потолком. Какие-то толстые трубы в несколько рядов – по всему периметру. Массивные опломбированные рожковые вентили, покрытые красной масляной краской… «Может, насосная для бассейна? На то похоже».