Волчье Логово
Шрифт:
— Ты хочешь знать, кто и почему послал к тебе убийц.
— Отчасти — да.
— В чем же заключается другая часть? — Дардалион разлил по кубкам вино и предложил один гостю.
Нездешний взял его левой рукой, учтиво пригубил и поставил на стол, больше его не касаясь. Со двора донесся звон мечей, и Нездешний выглянул в окно.
— Ты учишь своих священников драться? Удивительное дело. Я-то думал, ты против насилия.
— Я против насилия зла. Что еще ты хотел бы узнать?
— Я не получал вестей от Криллы с тех пор, как она уехала. Не мог бы ты использовать свой дар и сказать мне, как у нее дела?
— Нет.
— “Нет” —
— Я ничего не обязан объяснять тебе — и вообще ничем тебе не обязан.
— Верно, — холодно бросил Нездешний. — Я не раз спасал тебе жизнь, но ты и правда ничем мне не обязан. Будь по-твоему, священник. Вот она, твоя религия, — во всей красе.
Дардалион покраснел.
— Все, что ты совершил, ты делал ради собственной пользы. Когда-то я вложил все свои силы в то, чтобы тебя защитить. Я видел, как гибнут мои ученики, но продолжал защищать тебя. Да, раз в жизни ты совершил доброе дело. Честь тебе и хвала! Я тебе не нужен, Нездешний, и никогда не был нужен. Твоя жизнь — это насмешка над всем, во что я верую. Понимаешь ты это? Твоя душа — словно факел темного света, и мне стоит усилий находиться с тобой в одной комнате и держать взаперти мой дар, чтобы твой огонь не осквернил его.
— Твои слова — словно ветры, пущенные свиньей, и пахнут они так же! — вспылил Нездешний. — Оскверниться боишься? Думаешь, я не знаю, чем вы тут занимаетесь? Вы заказали в Касире доспехи и шлемы с руническими цифрами. Ножи, луки и мечи. Воины-священники — нет ли противоречия в этих двух словах, Дардалион? Я по крайней мере честен. Я сражаюсь за свою жизнь и больше не убиваю за деньги. У меня есть дочь, которую я хочу защитить. А ты чем оправдываешь то, что учишь своих монахов убивать?
— Тебе этого не понять! — процедил настоятель, чувствуя, как усиливается его сердцебиение и гнев нарастает в душе.
— И опять ты прав, Дардалион. Не понять. Но ведь я человек неверующий. Когда-то я служил Истоку, но Он презрел меня. Ему мало было того, что Он убил мою жену. Теперь я вижу, как его… настоятель — так ведь ты зовешься? — играет в солдатики. Где уж мне понять. Но что такое дружба, я понимаю. Я готов умереть за тех, кто мне дорог, и будь у меня дар, подобный твоему, я бы им не отказывал. Боги! Я даже недругу своему не отказал бы. — С этими словами Нездешний повернулся и вышел вон.
Дардалион опустился в кресло, стараясь вернуть себе покой. Он помолился, занялся медитацией и помолился снова. Наконец он открыл глаза.
— Хотел бы я рассказать тебе все без утайки, друг мой, — прошептал он. — Но это принесло бы тебе слишком сильную боль.
Дардалион снова закрыл глаза и освободил свой дух. Он поднялся вверх сквозь кости и плоть, как всплывающий из глубины ныряльщик. Взлетев над храмом, он увидел внизу серый замок и высокий холм, на котором тот стоял, увидел городок у подножия холма, его узкие улочки, рыночную площадь и залитую кровью медвежью яму за ней. Но его духовный взор искал человека, который когда-то был его другом. Тот шагал по извилистой тропе к лесу, и Дардалион ощущал его горе и его гнев. Даже радость освобожденного духа не помогла, и печаль овладела настоятелем.
— Ты мог бы сказать ему, — шепнул в его душе голос Вишны.
— Я побоялся нарушить и без того хрупкое равновесие.
— Неужели это так важно?
— Сам по
— Как же он поступит, когда узнает правду?
— Как всегда, Вишна. Будет искать кого-то, чтобы убить. Таков его закон — непреложный закон. Ты знаешь, что в нем нет зла, но и на уступки он не способен. Короли полагают, что их воля направляет историю. Они заблуждаются. Событиями управляют такие люди, как Нездешний. История забывает о них, но они есть. Спроси любого ребенка, кто выиграл Вагрийскую войну, — и он скажет, что это был Карнак. Но бронзовые доспехи добыл Нездешний, и он же убил вражеского полководца Каэма.
— В этом человеке заложена большая сила, — согласился Вишна. — Я это чувствую.
— Он самый опасный человек из всех, кого я знал. Боюсь, что скоро те, кто охотится за ним, в этом убедятся.
Нездешний с трудом подавлял свой гнев, шагая по извилистой дороге вниз, к лесу. Присев у обочины, он стал твердить себе: гнев ослепляет, гнев притупляет чувства. “Чего ты, собственно, ожидал от него?” — спросил он себя, дыша глубоко и ровно.
"Я ожидал больше, чем получил”.
Это бесило Нездешнего — он всегда любил священника и восхищался его добротой, его всепрощением и способностью понять всех и каждого. “Что же случилось с тобой, Дардалион?” Впрочем, Нездешний знал ответ, и тот лежал у него на сердце свинцовой тяжестью вины.
Десять лет назад он увидел, как разбойники пытают молодого Дардалиона, и, вопреки своему внутреннему чувству, освободил его. Таким образом он оказался втянут в Вагрийскую войну, спас Даниаль и детей, нашел бронзовые доспехи… Он сражался с оборотнями и воинами Тьмы. Священник изменил всю его жизнь. Дардалион был тогда чистым последователем Истока, ни на кого не поднимал руку, даже ради самозащиты, и не ел мяса. Он не питал ненависти даже к тем, кто пытал его, даже к свирепым захватчикам, заливавшим кровью страну.
Нездешний, в свою очередь, сделал его другим. Когда бесчувственный священник убегал от призрачного врага в Пустоте, Нездешний взрезал свою руку и поднес ее к лицу Дардалиона. Кровь смочила губы и проникла в рот. Безжизненное тело выгнулось, словно в припадке падучей.
И Дардалион убил демонический дух, преследовавший его.
Ради спасения жизни Дардалиона Нездешний осквернил его душу.
— Ты тоже испортил меня, — прошептал Нездешний, — когда коснулся меня своей чистотой. Ты осветил своим светом темные углы.
Он устало поднялся на ноги. Отсюда ему был виден город, каменная церковь рядом с окровавленной медвежьей ямой, деревянные дома и конюшни. Нездешний не имел желания спускаться туда. Его дом там, на юге, — там ждет его Даниаль, покоясь среди цветов у сверкающего водопада.
Под деревьями он успокоился немного, слыша, как медленно бьется вокруг вечное сердце леса. Что за дело этим деревьям до человеческих надежд? Их души шелестят в листве, спускаются вниз и сливаются с землей, питаются ее соками и вновь распускаются листьями. Непрерывный круг возрождения, длящийся веками. Здесь нет убийств, нет вины. Нездешний ощутил тяжесть своего оружия — жаль, что нельзя сбросить его с себя и уйти в лес нагим, чувствуя мягкую землю под ногами и тепло солнца на спине.