Волчье Семя
Шрифт:
Медвежонок выскочил на жилье ближе к полудню. Солнце как раз готовилось сделать последний шаг по небу, чтобы взобраться на самую-самую вершину. Лес вдруг кончился, и Отто с разгону чуть было не выбежал на открытое место. Не поляна — огород. Вон, торчат палки из земли — подвязывать всякое.
За огородом — забор. Высокий, локтей пять, а то и больше. Коготь до верха не допрыгнет. А что за забором — никак не рассмотреть. Да и ветер как назло подул в другую сторону, унося запахи.
Впрочем, Медвежонок не расстроился. Нос не помогает? Глаза есть! Паренек забрался на здоровенную сосну, прошел по толстой ветке, и улегся
Жили тут двое. Муж с женой. Немолодые, хотя и не дедовы ровесники… Крепкие еще, и без работы не сидят. Маленькая сухонькая бабка так и бегала по двору туда-сюда. То курам зерна дать, то малому свиненку хрючела навалить. Старик худой, жилистый, с сухим морщинистым лицом, чем-то неуловимо напоминающий деда тоже не бездельничал — как сел топориком тюкать, так и просидел дотемна. Что именно делал, Медвежонок сперва не понял, потом, когда пригляделся, а ветерок снова принес сладкий запах, сообразил — колоды для пчел мастерит. Ну то и верно. По весне пчелы роится будут, домики новые потребуются… И запах меда понятно откуда. Пол-леса, небось, колодами увешано. А под навесом — новые, и заготовки под них
Еще, по двору бегали куры, дюжины две, не меньше. Пес был, но тихий, за целый день и пасть не открыл ни разу. Такой, даже и не учуяв запаха ларга, просто так брехать не будет. Хороший пес! Только сторож из него плохой… И сарай, дому под стать. Большой, но покосившийся. Вот куда ночью наведаться можно! Дед туда топор уносил! Вечером взять, утречком, под рассвет назад принести…
Ну что же, посмотрел, и ладно. Надо бы еще выяснить, что за вода такая. Медвежонок побежал в ту сторону, откуда пахло водой. И камышом…
Большая вода оказалось рекой, шириной никак не меньше Одры. Медвежонок остановился на высоком крутом берегу, присел и задумался. Нет, он больше не боялся большой воды! Но переправляться ни к чему. Может, на берегу есть избушка? Посмотрел, послушал, понюхал. Ничего. Сам не зная зачем, решил спуститься вниз. Крутой склон вывел к отвесным обрывам. Двинулся прямо по скалам, вонзая когти в мягкий камень. Такой же, как в катакомбах в Нейдорфе… Внизу снова огляделся, рассматривая неровные, местами нависающие скалы. И в самом деле, тот же камень. Может, здесь есть такие же пещеры? И комнатка, похожая на их хазу? Ага! С тюфяками!
Медвежонок пошел вдоль самого берега, обшаривая взглядом стену. Глаз почти сразу обнаружил темное отверстие. Высоковато. Но проверить надо.
Вильдвер быстро вскарабкался по скале и разочарованно вздохнул: всего лишь ниша, меньше двух локтей глубиной. Спустился вниз. Через сотню локтей снова залез наверх. И снова впустую. Скала, потихоньку понижаясь, сошла на нет. Медвежонок присел на камень у воды, меланхолично наблюдая за крупным лещом, деловито тыкающейся головой в дно у самого берега. Резко выхватил незадачливую рыбину из воды, сжевал вместе с чешуей и костями, поднялся и двинулся вдоль берега, но в противоположную сторону.
Ниш и крохотных гротиков в скалах было много, но ничего даже похожего на пещеру не
Отто встал, отказываясь верить своей удаче… Грот как для них делался. Почти такой же, как на хазе, только стены, потолок, неровное всё — везде выступы торчат. И пол такой же, но лишнее можно срыть. Медвежонок рубанул по выступу когтями. Камень даже не резался, а крошился, словно обычная земля. Главное, здесь было сухо и намного теплее, чем на улице. Не как летом, конечно, но теплее. Довольный выбрался наружу, еще раз осмотрел скалы вокруг входа, и помчался назад, сообщать брату радостное известие.
Примечание
Хрючело — интернациональное свинское блюдо. Рецепт каждый раз другой.
Глава 44
Пробиться на прием к ландмейстеру оказалось непросто. Его Преосвященство не принимал никого. Даже титул графа мало помог Фридриху. Впрочем, не было бы титула — встреча и вовсе не состоялась бы. А так… Лучше поздно, чем никогда.
А может, и не поздно, а, наоборот, вовремя. С одной стороны, следствие по делу Людвига фон Балдерсхейма закончено, всем правым и виноватым прилетело согласно их статусу (не по степени же виновности определяют наказание), и наступила пора возвращаться к обыденным заботам. С другой стороны, определяющие решения еще не приняты, власть имущие в размышлениях о судьбах мира и собственной мошны, никаких необратимых действий не предпринимают, а большей частью и вовсе присматриваются, выжидая, откуда и куда ветер дунет.
И сам Фридрих успел разобраться в обстановке, выработать линию поведения и понять, как действовать дальше. Одним словом, что ни делается — всё к лучшему!
Зал приемов подавлял массивным блеском. Иначе и не скажешь. Стены, потолок, колонны, окна и прикрывающие их шторы, двери… Всё золотое с редкими вкраплениями красных языков, символизирующих очистительное пламя. И это золото давит, невзирая на солидные размеры помещения. Никакой мебели, кроме трона Его Преосвященства. Именно трона, назвать массивное золотое вместилище для задницы ландмейстера, водруженное на специальный помост, как-либо иначе язык не поворачивался. И внушительная фигура Германа фон Балка, водруженная на этот трон.
— Благословите, святой отец! — Фридрих преклонил колени и склонил голову, принимая позу не мирянина, но послушника Ордена.
— Господь с нами, сын мой! — архиепископ махнул в сторону посетителя рукой в очищающем знаке, ничем не выдав удивления по поводу несвойственной статуса гостя позе. — Что за дело привело тебя в мою скромную обитель?
Под скромностью, фон Каубах понимал несколько иное. Зал обошелся Пречистой Церкви в стоимость годового содержания полутысячи ягеров, если не больше. Но виду не показал.