Волчье семя
Шрифт:
– Такой - боюсь! Дед погиб в бою! И, кстати, ты не забыл, что он дрался против Зверей?!
– Не употребляй при мне этого паршивого слова! Вильдверы - люди! Такие же, как мы! Только сильнее, быстрее и, откровенно говоря, честнее. Именно этим их и берут святоши! Подлостью! И горой трупов! Да, баски Гонзалеса были вильдверами. Но твой дед стоял в одном строю с 'Медведями'! И если бы не они, армия Шарлемана не вышла бы из ущелья! Ты еще не забыл, кто такие 'Медведи'?
– Помню! Те самые старики, с которыми ты собрался воевать против
– Фридрих постарался подавить раздражение и говорить спокойно.
– Отец, пойми, они же подлинные звери! Всего несколько дней назад, я видел, что сотворил один вильдвер с отрядом графа фон Меккерна! Две дюжины трупов! Сам граф погиб!
Старик медленно оторвался от спинки кресла и подался вперед. Узловатые руки крепко обхватили подлокотники. Тяжелый взгляд уперся в сына.
– Сколько среди убитых женщин и детей?
– Причем тут женщины и дети? Это была охрана фон Меккерна!
– Которая случайно зашла во двор к негостеприимному хозяину?
– дрожащая рука налила сока. Граф отхлебнул, отставил бокал.
– Кого убили?
– Э...
– Фридрих!
– Рваное Ухо.
– Старина Теодор...
– лицо графа не изменилось, лишь на миг дрогнул голос.
– А я ведь уговаривал его остаться! Здесь бы не достали! Костер?
– Нет. Хватило ран. Да и некому было проводить сожжение. Вильдвер оторвал брату Густаву яйца.
– Что же, туда им и дорога! Да! У Теодора был внук.
– Мальчишка сбежал.
– Вояки!
– хмыкнул граф, - И ты считаешь, что я должен бояться безруких ублюдков, воюющих с детьми и не способных справиться даже с ними?
– Щенок обернулся. Убил троих. И добил графа. Это подлинный Зверь, а не ребенок.
– Перекинулся в семь лет?
– отец вдруг внимательно посмотрел в лицо сыну.
– Фридрих, - вкрадчиво произнес фон Каубах.
– А что делал ты?
– голос ужесточился.
– Почему твои ягеры не помогли тому, кто трижды спасал жизнь твоему деду и дважды - отцу?!
– теперь граф кричал.
– Прошедшему Сиверу и Тигренок?! Герою Ронсенваля?! Если бы не он, ты бы просто не родился на свет!
Виконт вскочил на ноги:
– Ты считаешь меня самоубийцей?! Добить кнехтов фон Меккерна и отправиться на костер?! Так ты понимаешь благородство?!
– А хоть и так!
– встать старик не мог, но взглядом давил не хуже, чем кулаком.
– Как тебя вообще занесло в Лукау?!
Фридрих заставил себя успокоиться. Можно подумать, он не знал, как сложится разговор. И не шел на это сознательно.
– Я охотился на Зверя, - спокойно произнес виконт.
– На порождение Нечистого, проклятого Господом! И то, что этот Зверь когда-то качал меня на руках и рассказывал сказки на ночь - ничего не меняет!
– он помолчал, набираясь смелости, и продолжил.
– Именно я его выследил! И если бы не глупость фон Меккерна, мальчишка бы не ушел!
– снова крохотная пауза.
– Зверей выбьют всех! До последнего! Раз Пречистая Церковь
Старый граф молчал долго. Когда он поднял голову, ничто не выдавало его чувств. Разве что след одинокой слезинки возле левого глаза. Но голос был тверд. И холоден, как ледники гор Сиверии.
– Уходи. У тебя больше нет отца. Предателям не место в моем доме.
– Но...
– начал Фридрих.
– Вон!
– заорал старик, которого все же подвело самообладание.
– Пошел вон, убийца! Чтобы ноги твоей, здесь не было! Мистфинк!
Глава 11
Тяжелая дверь ратуши славного городка Допхельма, что возле устья Дечинки, распахнулась от пинка.
– Эй, хлоп! Где бургомистр вашего сраного курятника?!
Якуб Шольц, старший писец ратуши, неторопливо поднял голову, оторвавшись от бумаг, и оглядел вошедшего. Собственно, можно было и не отрываться от составления годового отчета. Кто будет открывать ногами окованные полосами бронзы двери, и с порога бросаться оскорблениями? Лишь поленский шляхтич. И только нищий. Те, у кого хоть что-то звенит в мошне, уже поумнее. Хоть и не намного...
Как раз в точности такой же меньше месяца назад прескверно обозвал сослепу сына владетеля Верхнего Анхальта. А тот, не будь дурак, взял да проткнул ясновельможному пану глотку, прибив нахала вот к той стене, будто таракана иглой пронзил. Поленец лишь усами пошевелил, когда душа покидала грешное тело, ругаясь на дурную спесь да природный гонор...
Жаль, что нет сейчас в ратуше никого из дворян Нордвента. И фон Фейербах только-только ушел. Вот кто поумерил бы спеси гордецу и нахалу!
Писец пригляделся к гостю. Ну ведь правда, точь-в-точь, как прошлый! Захудалый род, второй-третий сын. Потрепанный кунтуш, столь же изношенные штаны, растоптанные сапоги... Кстати, когда-то были хорошими и дорогими. Года три-четыре назад. И не развалились даже! Цепь на груди, слишком толстая, чтобы быть цельной. Дутая, похоже. И как бы не из надраенной латуни... И перегаром разит, невзирая на сквозняк, и что стоит шляхтич локтях в десяти от Шольца. Впрочем, руки без аляповатых перстней, и рукоять меча не сверкает фальшивыми смарагдами. Хотя, поленец отрыжкой Господней завсегда остается, как ты его ни выряжай! Шольц происходил из Тешина, посему поленцев недолюбливал. Были на то у него веские причины...
– Герр бургомистр убыл по вызову маркизы фон Фейербах, - почтительно склонив голову, произнес Якуб.
– Возможно, я могу быть чем-нибудь полезным вашей благородной особе?
– Курво мать!
– подошедший к столу писца шляхтич обдал Якуба новой волной перегара.
– Ты, хлопская твоя душа, имеешь наглость заявлять ясновельможному шляхтичу герба Берёза, что я должен сидеть в вашей, Господом обдрыстанной дыре, пока какой-то боров изволит таскаться по шлендрам?!