Волчьи песни
Шрифт:
В душе просыпается обида. Он, как институтка, ждет от нее важных слов. А она решает вопрос просто. Тебе надо? Так на! Не жалко. И я пошла дальше. И ни слова о главном. Готова ли идти с ним? Подала ли заявление на работе? Поговорила ли с Владом? Можно сказать, уклонилась, ускользнула от разговора и на этот раз. Ну, так нет же! «Я пойду, добьюсь ответа на эти вопросы!»
И Дубравин наливает себе еще двести «для храбрости». Потом начинает одеваться.
А на палубе идет гулянка. Надрывается музыкальная установка. Гремят советские
Нашел. Настиг он ее. Стоит у бара как ни в чем не бывало. Смотрит на него бесстыжими глазами: «Что тебе еще надо? Дала ведь уже!»
Тут-то его и заело. Начал он наседать «буром». Требовать ответов. Она понимает, что от него просто так не отделаешься. И утаскивает его подальше от людей и музыки. На корму, в заднюю затемненную часть палубы, где на данный момент никого нету. Там и идет рваный, напряженный диалог. Он, пьяный, огненный, злой, начинает допрос с пристрастием:
– Почему ты от меня бегаешь? Найти тебя не могу! – облизывая сухие губы, грубо спрашивает он.
– Да некогда мне. Вся в делах. Занята, – с досадой отвечает она.
– Чем ты занята? – он с ходу набирает оборот и повышает градус разговора. – Я тут измотался. Все распродаю, обмениваю акции, а ты?
Он крепко берет ее за руки:
– Мы собрались вместе жить, а ты чего-то крутишь, хитришь! Смотри, Галка, – уже впадая в пьяную истерику, шипит он, – тебе некогда со мной поговорить?
Таким она не видела его никогда. И ей становится страшно.
– Пусти, мне больно! – ледяным тоном отвечает она. – Люди слушают, как ты, пьяный, еле шевелишь языком.
– Это не от того, что я пьяный. Просто я нервничаю и губы меня плохо слушаются.
– Пусти меня!
– Сиди! Будешь вырываться, я тебе такой скандал устрою, что чертям тошно станет. Я тебя вместе с этим стулом выкину в реку. Как Стенька Разин поступлю с тобой.
– Пусти меня! Ты пьян!
– Не-ет! Давай поговорим! Давай спокойно так поговорим, – с нервной дрожью в голосе, но удерживая себя в руках, снова приступает к делу Дубравин. – Что случилось? Почему ты бегаешь от меня? Мы через пять дней договорились тронуться отсюда! Так?! Я тебе звоню и не могу дозвониться. Ты должна была подать заявление на увольнение. Ты сама говорила об этом. Подала?
– Нет! – не глядя на него, в сторону проплывающего на берегу темного леса отвечает она.
– Почему?
– Потому что меня вызвал Протасов. И у нас с ним был разговор. И на этой беседе он предложил мне другую интересную работу.
– Какую такую работу? Почему я об этом ничего не знаю? – Он действительно удивляется такому вот повороту событий.
– Я буду теперь заниматься политической рекламой.
– Ты?! – Его удивление не знает границ.
– Я! А что тут такого в общем-то странного? Когда он спросил, почему я решила уйти, то, конечно, я ему сказала, что устала от этой своей работы…
Дубравин, который привык к тому, что она – это произведение его рук, слушает
Заныло сердце нестерпимой болью. И ревностью. А потом обидой. Значит, у него все уже готово, а она и не собиралась. Вот как!
Но он пока сдерживается. Надо кое-что еще выяснить. И он вклинивается в ее торопливый говор:
– А с мужем ты говорила?
– С Владом? – переспрашивает она. – Да! – и торопливо отводит глаза в сторону.
– И что? – холодеет он, чувствуя, что и здесь облом.
– Ты знаешь, мы до этого почти не разговаривали. Тяжело было. А тут я пришла домой поздно вечером с работы. А он, бедный, сидит один. Ждет меня. С бутылкой вина. Ну, я и присела. В общем, поговорили. Душевно. Он вспомнил, как мы вместе ребенка ждали. Как растили. Как страшно ему остаться без нас. Он меня так любит. Так любит! Сказал, если я уйду, то он убьет себя… Жить не будет. Вот так вот. Не могу я от него уйти…
– Ты же говорила, что не любишь его? Живешь, как в клетке. Что ж ты врала мне?
– Я не врала! – с отчаянием в голосе почти выкрикивает она. – Я не знаю! Я и тебя люблю, и его люблю!
«Значит, она обманывала меня. Лгала все время. Юлила! Крутила! – Горечь и гнев душат Дубравина. – Сволочь!»
– Я пойду! – она пытается приподняться. Видно, что понимает и боится его.
Он в бессильной ярости и гневе от боли, как зверь, попавший в капкан, рычит на нее:
– Сиди!
А сам все силится, пытается понять все происшедшее до конца. А в голове как камни ворочаются мысли: «Значит, все было ложью. Всё! От начала до конца. Она использовала меня, чтобы получить ребенка. Перебраться в Москву. Устроиться на должность. Гадина! Сука! Сволочь!»
Гнев душит его.
– Сиди, мерзкая! – повторяет он еще раз. А сам чувствует, что всё. Сорвалась его жизнь, как скорый поезд с рельсов. Рухнуло здание, которое он строит.
И что делать? Что делать? Он поставил всю свою жизнь, всю судьбу на эту любовь. И так ошибся!
В бессильной ярости он рычит сквозь сжатые зубы:
– Сейчас возьму и выкину тебя вместе со стулом в реку!
И она, такая из себя вся самостоятельная, деловая, независимая, вдруг неожиданно тонким, детским голоском кричит:
– Помогите! Спасите!
Впереди на палубе гремит музыка. И, конечно, ее крик не слышен из-за гула динамиков. Но краем глаза Дубравин видит, что несколько человек, похоже наблюдавших за ними, начинают переглядываться, видимо, не решаясь подойти.
И в эти же секунды вспоминает. Недавно он подарил ей машину. И при этом сказал: «В какой-то момент, я надеюсь, ты сядешь в нее и приедешь ко мне с ребенком». Вчера он увидел, что на этой машине ездит Влад. И это открытие, которое он вспомнил сейчас, обжигает душу.