Волчьи выродки
Шрифт:
– А дядю зовут Эрих Крамер? – полюбопытствовал Жогов.
У коменданта густые брови взлетели на лоб от удивления.
– Ну разведка! Во даёт! – не сдержал он своего восхищения. – Ещё не успел приехать и ознакомиться с документами, а уже знает, о чём это я!.. Да как же это?!
– Он случайно попался нам на дороге и проводил сюда, – спокойно ответил полковник.
– А-а, вон оно что! Ну, тем лучше, что вы его теперь знаете, – с каким-то неимоверным облегчением вздохнул Суворов. – А то я уже не знаю, что с ним делать! Наши солдатики хотят его племянников в расход пустить, но сейчас ведь не война, по закону военного времени
– Обязательно поставим, – устало вздохнул полковник. – Вы вот что, Александр Михайлович, определите нам сейчас место для отдыха, распорядитесь насчёт съестного – мы уже почти сутки без пищи… И вот что ещё: подготовьте мне для личного ознакомления «Дело» Сашко Николая Ивановича 1921-го или 20-го года рождения, не помню… А то мне пришли на него данные в общем списке без подробностей и фотографии… Сделайте в ближайшее время, пока мы будем отдыхать.
– А может быть, сейчас этим заняться, Иван Николаевич? – нерешительно подала голос Анастасия Ильинична. – Я совсем не устала.
Жогов поднял глаза на женщину и увидел, с какой мольбой она смотрит на него. Мать – и этим всё сказано!
– Хорошо, так и сделаем, – устало, но очень сердечно улыбнулся он. – На первое – «Личные дела» дожидающихся реабилитации узников, а на второе – обед и отдых…
Комендант вызвал секретаря канцелярии «строевой части» филпункта бравого молодого сержанта и передал ему все необходимые поручения, о которых ему только что сказал прибывший сотрудник СМЕРШа. Через полчаса он вернулся назад с папкой в руках и чётко отрапортовал, обращаясь к полковнику:
– Товарищ полковник, первые два ваших требования выполнены: вы и ваша секретарь поставлены на пищевое довольствие, а комнаты для проживания вам предоставлены в общежитии бывшего генерального штаба немецкой комендатуры! Туда же наш курьер будет приносить вам и еду согласно штатному режиму расписания приёма пищи!
– У вас что, одна кухня на всех, что ли?! – удивился Жогов.
– Увы, – развёл руками Суворов. – Эти сопляки, племянники Крамера, вместе с полевым госпиталем взорвали и офицерскую столовую вместе с продскладом. Пока новую не отстроим, придётся довольствоваться общим солдатским пайком.
– Серьёзные сорванцы, – покачал головой Жогов. – Ну да ладно, с солдатским пайком мы как-нибудь переживём временные неудобства, тем более что не впервой… А чего вы не могли выполнить, товарищ сержант? – обратился он к секретарю.
– Сашко Николая Ивановича 1921-го или 20-го года рождения в нашем фильтрационном пункте нет, товарищ полковник! Есть только Санько Николай Иванович 1920-го года рождения, но и на него у нас в деле пока ничего нет…
У Жогова округлились глаза, и он невольно переглянулся с Анастасией Ильиничной.
– Как это «нет»? – резко выпалил он.
Сержант подошёл к нему и положил на стол папку. Она была немецкого образца, и на ней на немецком языке стоял чернильный штамп под орлом со свастикой: военноинтернированный № 7354321 из Бессарабии 14. 10. 1941г. Открыв папку, полковник увидел одну-единственную картонную карточку, на которой было что-то написано по-немецки. В левом верхнем углу красовалась пометка, сделанная
– Что это значит? – недоумённо поднял глаза на коменданта Жогов. – Что это за «невменяемый, группа 13 «в»?
– Это секция фильтрационного пункта 13 «В», – пояснил Суворов. – Там сейчас буйнопомешанные находятся, те, кто плена не вынес и умом тронулся, а казнить их до нашего прихода эсэсовцы Майценеха не успели… Кстати, этот Санько работал кочегаром в крематории, трупы военнопленных сжигал, там у него с рассудком и случилась беда…
– А почему его фотографии до сих пор нет? – раздражённо потряс карточкой полковник.
– Для них должна приехать особая медицинская комиссия, она и займётся подробным оформлением документов, а наш фотограф сейчас тяжело болен… Они ведь всё равно все под замком и никуда не денутся, – сбивчиво стал оправдываться Суворов. – А мы без помощи психиатра не можем их ни допросить, ни сфотографировать, поэтому и в «Делах» на них только составленные немцами карточки… Может быть, вы, Иван Николаевич, хотите на него взглянуть? Так это ведь мигом!..
Жогов метнул взгляд на Анастасию Ильиничну и увидел, как при словах коменданта она всем телом подалась вперёд. В её глазах засветилась надежда.
– Да, Александр Михайлович, я хотел бы на него взглянуть! И желательно сейчас, немедленно!..
– Тогда прошу за мной, – пригласил Суворов высокопоставленных посетителей и, взяв связку ключей из ящика стола, направился к выходу из комендантской комнаты.
Через минуту они вошли в корпус общежития фильтрационного пункта, где содержались психически нездоровые узники бывшего концлагеря, не прошедшие проверку. В сопровождении дежурного они поднялись на второй этаж здания, в секцию, именуемую «группа 13 «В». Каждая такая секция была построена по тюремному образцу и имела множество металлических дверей, которые делили секцию на несколько частей и имели форму решётки для того, чтобы хорошо просматривалось помещение. Каждый этаж лестницы также был разделён дверями-решётками, и здесь очень чётко просматривалась немецкая тщательность, с которой архитекторы подходили к строению. Бежать из этого здания даже при всём желании не представлялось возможным, так как возле каждой дверной решётки предусматривался пост дневального.
Поднявшись на второй этаж секции, Жогов, следуя подсознательному давлению психики на сознание, отсчитывал двери-решётки и посты дневальных, которых оказалось девять. «Надо быть человеком-невидимкой, чтобы пройти мимо них, если надумаешь бежать…» – сам не зная почему, подумал он. Анастасия Ильинична заметно нервничала, и это не укрылось от его глаз. Интуиция подсказывала ему, что её ждёт разочарование. Так и случилось: увидев исхудавшего безумца с впалыми щеками и провалившимися глазами, она отшатнулась в сторону и тихо прошептала:
– Это не мой сын!
– Да, это не ваш сын, Анастасия Ильинична, – со скорбью в голосе произнёс Жогов, который сам знал его в лицо. – К большому сожалению, как я и предполагал, в списке живых фамилия была искажена штабным канцелярским писарем. Вот посмотрите сюда, – он показал личную карточку узника-безумца, которую прихватил с собой. – В фамилии Санько буквы «н» и «ь» написаны размашистым столбцом, похожим на букву «ш»… Это и ввело нас в заблуждение! По-видимому, карточку на русском и список, присланный к нам в отдел, заполнял один и тот же грамотей…