Волчица для императора чудовищ
Шрифт:
Глава 5. О предательстве и кусочке другого мира
Наверное, в глубине души я ненавидела волчий лагерь. Здесь было холодно, здесь не было даже намёка на то, что когда-нибудь мы обретём настоящий дом. Оружию должно хватать прибежища для изгоев, оно не нуждается в спокойствии. Оружию нужна близость битвы, а волчья стая белыми магами воспринималась именно так: творение для сражения в войне.
Морозный воздух щипал мои нос и щёки. Конрефия никогда не была тёплым белым королевством.
Мой запах почуяли сразу же, и деревянную ограду поселения я миновала беспрепятственно, провожаемая жёлтыми глазами патрульных в волчьем обличье. Путь мой лежал к самой большой палатке в лагере, принадлежащей вожаку и мне, как его сестре. В воздухе витал аромат варёного и жареного мяса, а ещё доставленной нам от белых магов картошки.
– Малышка Кароль, - присвистнул Томас, вынырнув из-за стоящих вдоль главной лагерной тропки палаток и преградив мне дорогу к жилищу. – Плеха пожаловала.
– Ещё одно подобное слово в мой адрес – и я вырву твой язык и сожру, - я попыталась обойти его, испытывая крайнее раздражение. Пока я не представляла, как можно переманить Томаса на сторону врага, если сама желаю убить его едва ли не каждый раз, когда вижу.
– Подавишься.
– Мясо лишним не бывает.
Томас придержал меня за руку, склонился и принюхался, уколов щетиной шею.
– От тебя пахнет так, словно ты, по меньшей мере, в молоке купалась, - сплюнул бывший деревенский кузнец. Ещё по человеческим временам, он помнил, что значит быть сильным. И недооценивал меня, ставшую гораздо сильнее после той августовской ночи.
– Даже если и так, свои дела я буду обсуждать с вожаком, а не с тобой, - я вывернула ему руку и, слушая ругательства в спину, добралась до нашей палатки.
Здесь, как всегда, царил полумрак и было чуть теплее, чем снаружи. Брат сидел на шкуре, расстеленной на деревянном полу, и ел мясо из похлёбки, когда я появилась, облачённая в свои старые грязные вещи: штаны, рубашку, плащ, что одалживала Арлане. Однако внешний прежний облик не менял того, что за три недели моя кожа и волосы пропахли чем-то гораздо более приятным, чем волчьей шерстью, костром и лесом с его обилием растительных и, бывало, омерзительных запахов.
– Где ты была? – вместо приветствия, спросил Карен. Он отставил свою миску с похлёбкой и достал стоящую в одном единственном общем шкафу для всего мою, после чего наполнил похлёбкой и передал мне. Я не сразу взяла её в руки: без ложки? А потом вспомнила, что в лагере мы перестали ими пользоваться. За три недели обедов в покоях Рафаэля я привыкла к множеству столовых приборов и пить сейчас прямо из миски, чтобы потом руками есть мясо, казалось дикостью.
– Изучала местность, - сказала я, всё же сделав первый глоток обжёгшего губы бульона с мясным жиром и солью. – Проверяла, насколько далеко продвинулись чернокнижники со своим лагерем. Следила, чтобы не нашли наш после выходки Томаса и его дружков. Отвела их левее на многие километры. Это заняло время.
После супов с множеством приправ, с нежнейшим мясом и разнообразием овощей, от бульона меня едва ли не воротило, и мне было стыдно за то, что я ем еду, которой питалась всю жизнь, при этом стараясь не морщиться от отвращения.
– Томас сказал, что ты напала на него и предала нас, освободив вражеского пленника, - обронил брат, внимательно наблюдая за мной. – Не ешь стоя.
Я прошла и села на шкуру.
– Он нашёл соперника себе не по размеру, Карен, - отставив миску с похлёбкой, которую не сумела доесть, сказала я. – Там была девчонка младше меня, тощая, хрупкая и уж точно не воюющая с нами на поле боя. Я поступила так, как было правильно: подкинула её в их лагерь. Как видишь, я оказалась права и не привела за собой войска, которые могли вполне прибыть и перебить нас всех.
Карен молча смотрел на меня, перевёл взгляд на миску. Он не был ласков, редко произносил слова любви и отличался умением говорить лишь самое необходимое, но чего у него было не отнять, так это внимательности.
– Ты вольна поступать так, как считаешь нужным, - заключил старший брат. – Но было лучше посоветоваться со мной.
Позже я выяснила, что Карен, как я и ожидала, наказал Томаса и остальных за несогласованное с вожаком нападение. Ночью, ворочаясь на шкуре, чувствуя мороз со всех сторон, не в силах заснуть, я размышляла о том, что могла бы сказать брату всю правду. Ведь у меня, в общей сумме, было всего девять недель на то, чтобы подготовить стаю к переходу на сторону тех, с кем мы сейчас сражаемся. Но… язык не повернулся. Карен доверял мне безоговорочно, и то, что я совершила, наверное, всё же можно было назвать предательством. Я и сама чувствовала себя предательницей, когда утром, так и не заснув, пошла колоть дрова и поняла, что хочу вернуться назад, в империю Талера, к Рафаэлю с его занятиями, к тому великолепному и опасному кусочку мира, что мне приоткрылся.
– Красиво, - сказала я лишь тогда, когда прошло уже больше нескольких минут, а Арлана не продолжила песню. Стоявшая на балконе покоев Рафаэля девушка резко обернулась и, увидев меня, устремилась ко мне быстрее стрелы, чтобы обвить руками шею.
– Кароль! – щека её была влажной: она плакала. – Ты пришла!
– Конечно, у меня же договор с твоим братом, забыла? – наверное, эти слова не слишком подходили для ответа плачущей девчонке, но как-то сами сорвались с губ. Она отстранилась.
– Да, но… На балу будет Тиберий, - она мрачно посмотрела на звёзды и полумесяц, заливающие сад за пределами дворцовых стен молочным сиянием. – В течение этой недели Рафаэлю так и не удалось убедить Рига расторгнуть помолвку. Но он обещал не прекращать попыток. Или я оттопчу ему все ноги!
Она уже была одета в бальную одежду: её чёрное платье, на ощупь кажется, из нескольких слоёв газа, казалось тем красивее, что кожа у неё была белоснежной, а собранные в высокую причёску волосы ярко-рыжими.