Волчица и пряности
Шрифт:
Он представил себе, как, должно быть, чувствовала себя Хоро, когда стояла в пшеничных полях, кутаясь в воспоминания о том, что никогда больше не произойдет. Часть Лоуренса считала, что он должен предложить ей оставить в покое Кербе и отправиться прямиком домой… но он знал, что если скажет это, Хоро непременно рассердится. А еще — он не хотел делать что-то, из-за чего их совместное путешествие стало бы короче.
— О, мальчонка проснулся.
Голос Хоро прервал унылую череду мыслей Лоуренса.
Люди спали кто где пожелает,
— Что он делает?
— Хмм… кажется, пишет что-то.
В лунном свете мальчика было видно очень хорошо, но Лоуренс не мог разобрать, чем он занят. Должно быть, он не хочет тратить время впустую. В конце концов, сейчас у него нет ничего, кроме времени.
— В любом случае… давай попьем воды. У меня в горле пересохло.
— Мм.
Лоуренс взял кожаный мех, который Хоро у кого-то забрала. Подойдя к реке, развязал тесьму. Разумеется, мех был пуст, но возле горловины Лоуренс обнаружил множество следов зубов. Он уставился на Хоро; та отвела глаза.
Если у Хоро и была привычка кусать вещи, она ее успешно скрывала. Ее беспокоило, что у нее остались какие-то животные повадки? Едва ли… скорее всего, она считала, что столь детские привычки не подобают ей как Мудрой волчице.
Лоуренс улыбнулся; впрочем, в лунном свете разглядеть эту улыбку едва ли кто мог. Он наполнил мех речной водой. Посреди зимней ночи вода была студеной. Лоуренс сделал глоток, и острая боль пронзила его рот и ушла вниз, в глотку… но эти первые капли воды после вчерашней попойки были дороже золота.
— Дай сюда!
Хоро выхватила мех у Лоуренса из рук и принялась жадно пить. И, что забавно, немедленно поплатилась за жадность — вода попала не в то горло.
— Ну а что еще интересненького ты услышала? — спросил Лоуренс, похлопывая кашляющую Хоро по спине. Тут он заметил, что содрогались лишь ее плечи. Ему пришлось прикусить себе язык, чтобы не произнести: «А нельзя, если ты хочешь, чтобы о тебе позаботились, просто взять и сказать?»
Откашлявшись, Хоро ответила:
— Кха… интересненького?
— Скажем, про Ньоххиру?
— А. Ну… никто не знал, что это называется Ньоххира, но легенда про Медведя Лунобивца здесь хорошо известна, даже удивительно.
Даже Лоуренс знал эту легенду, так что странно было бы, если бы не знал никто из местных. Это был монстр, о котором говорили сотни, может, даже тысячи лет. Он поколебался, не подразнить ли Хоро на этот счет; но она все еще не протрезвела и потому вполне могла разозлиться на него.
— Ты не завидуешь, а?
Ее слава — просто ничто по сравнению со славой Медведя. Легенды о ней не рассказывали повсеместно. Конечно, в Пасро ее имя знал любой ребенок… но легенда о Медведе — это совершенно другое.
Оба они были древними созданиями; возможно, в Хоро был некий дух соперничества из-за этого. Но, впрочем, она должна была давным-давно перерасти столь примитивные взгляды.
Едва он собрался поправиться, как Хоро произнесла:
— За кого ты меня принимаешь?
В правой руке она держала мех с водой, левую оперла о бок. Она стояла гордо — вылитая Мудрая волчица. Лоуренс действительносморозил глупость и готов был с Хоро согласиться, но она вновь не дала ему раскрыть рот.
— Я превзойду каждого в этом мире, рано или поздно. Настанет день, когда я сделаю что-нибудь великое.
Хоро ухмыльнулась, обнажив клыки. Она уже прожила несколько столетий, но ей по-прежнему хватало наглости предполагать, что «настанет день», когда она сделает что-то великое. Никакого стыда, право же. И абсолютно неважно, что она была Мудрой волчицей… Хоро оставалась Хоро.
— Я не люблю, когда меня восхваляют, но если когда-нибудь появится книга с моим жизнеописанием, это будет очень толстая книга.
— Ха-ха… может, мнестоит ее написать?
Торговцы нередко пишут книги, особенно собственные жизнеописания — странное дело. Конечно, особого таланта у них обычно нет, так что великие литературные произведения из-под их пера не выходят. Но если кому удается скопить приличную сумму денег перед смертью, он вполне может нанять приличного писателя, чтобы тот уже сделал работу как надо.
— Хмм… если писать будешь ты, то, уж конечно, там все будет о наших путешествиях, нет?
— Ну конечно.
— Ну так вот, это не пойдет.
— Почему?
Хоро прокашлялась.
— Тебе больше нравится пачкать чернилами мое лицо, чем бумагу.
— …Предполагается, что это острота?
Хоро рассмеялась и продолжила.
— Ты из тех, кто соврет и глазом не моргнет. Ты непременно начнешь писать что-нибудь по-дурацки невозможное, и история превратится в выдумку — или я неправа?
Она подняла голову, явно удерживаясь от смеха, словно прочла все глупые мысли в голове Лоуренса. В конце концов, он торговец. Но он догадался, к чему Хоро клонит, и ответил:
— Ты хочешь сказать, что мое лицо настолько загрубело от лжи, что я могу писать книгу прямо на нем?
Хоро беззвучно рассмеялась, ее плечи сотряслись. Она стукнула Лоуренса по руке, тем самым завершив очередной их детский спор.
— Но знаешь — я могла расспрашивать только про Ньоххиру. Они рассказали, что несколько из них зашли довольно далеко в горы Роеф… что это мрачное место.
— Что? — невольно переспросил Лоуренс.
Хоро улыбалась, но он видел, что сердце ее ранено. Она всегда храбрилась, когда речь заходила о подобных вещах. Если Хоро выглядит слишком радостной, значит, она непременно что-то скрывает.