Волчица лунного князя
Шрифт:
Ещё и ужин приходится провести в волчьей компании: мать Ламонта вернулась из дальнего поселения и пожелала на меня посмотреть. Причём это пожелание исполняет буквально: сверлит взглядом так, что кусок в горло не лезет. И Ариану, похоже, нравится, что мне неуютно. Этакая партизанская война против собственных подданных. Бесит!
И бесит, что раздражение невозможно скрыть от волков: они принюхиваются, переглядываются. Ламонт, выводя меня на подлунную прогулку после ужина, тоже смотрит настороженно, не пытается взять за руку. Даже
— Что-нибудь случилось? — осторожно интересуется Ламонт и жестом показывает, что надо повернуть вправо.
Вдохнув и выдохнув несколько раз, приглаживаю волосы, тихо признаюсь:
— Устала от всего этого. Кажется, надо выспаться.
Ламонт робко улыбается:
— Да, конечно. Тогда нам сюда. — Теперь он указывает вправо. — Прости мою невнимательность, я ведь знаю, как потрясает новизна другого мира, но всё равно пытаюсь показать тебе как можно больше. А ведь важно не количество, важно качество.
Просовываю руку под его локоть, прижимаюсь, склоняю голову на голое плечо:
— Как хорошо, что ты меня понимаешь.
Поглаживая мои пальцы, Ламонт тихо продолжает:
— Тебе тяжело, но это необходимая жертва, ведь надо узнать семью будущего мужа.
— Надо, — раздражённо выдыхаю я.
— Сейчас это может казаться обременительным, но… так ты быстрее поймёшь, что к чему. И в то же время тебе не стоит слишком бояться наших различий. Ты — дитя Сумеречного мира, и в какую бы стаю ни вошла, там будут ценить твои знания о родине, будут отправлять на сопровождение членов стаи в Сумеречном мире.
Раздражение почти ослепляет, но его слова заставляют задуматься. Хмурясь, уточняю:
— Ты вроде только недавно начал бывать в Сумеречном мире. Ты там учился? Учишься? Работаешь? Собираешься туда ездить?
— Был пару раз, — неохотно признаётся Ламонт. — Я имею о нём представление, обучен наукам, необходимым для работы там, но желания развиваться в этом направлении у меня не было. Пока не встретил тебя.
Сердце сладко замирает от этого признания, и щекам становится тепло. Всё же приятно, когда за тебя сражаются, даже если это не драка, а состязание в духе телешоу.
— Мы собираемся увеличить влияние в Сумеречном мире, тебя и твои знания здесь оценили бы по достоинству. — Он продолжает гладить мои пальцы, и выражение лица в своей задумчивости почти нежно.
— Что-то я не заметила, чтобы меня стремились очаровать и заполучить.
Ламонт странно на меня косится, сжимает пальцы.
— Разница восприятия печальна тем, что все твои порывы для непонимающего могут казаться пустяками, тленом. Ах, Тамара. — Он останавливается и поворачивается ко мне, сжимает мои руки в своих тёплых ладонях, смотрит в глаза. — Тебя пригласили к столу самых важных членов стаи, ни один человек не удостаивался такой чести.
— Зато для жриц это не честь, а норма, — насмешливо поясняет Ариан. — Попробовали бы вы её туда не посадить — вылетели бы из состязания.
Нахмурившись, Ламонт продолжает:
— Жриц выдают замуж за представителей правящего рода, но я не просто из такого рода, я сын вожака.
Ариан фыркает и поясняет:
— А у вас неженатые сейчас только сыновья Свэла, все остальные либо заняты, либо возрастом не вышли.
Прикрыв глаза и явно до скольких-то досчитав ради успокоения, Ламонт продолжает:
— Лабиринт любви для нас священен, мы не водим туда абы кого. То, что я повёз тебя туда — знак моих самых серьёзных намерений.
— Конечно у тебя серьёзные намерения, вы же жрицу заполучить хотите, а это возможно только…
— Да заткнись ты! — развернувшись к Ариану, рявкаю я. Он округляет глаза. — Я хочу, чтобы мне говорили приятные вещи! Хватит всё портить! Мне нравится, когда за мной ухаживают!
Меня трясёт от негодования и обиды. Ламонт хватает мою ладонь, которую я случайно высвободила при повороте, сжимает её.
— Но он лжёт! — Ариан аж подскакивает.
Слёзы застилают глаза, дрожь усиливается. Голос срывается:
— Да знаю я! Знаю, что всё это только потому, что я жрица! — Вырываю руку, стискиваю кулаки. Зажмуриваюсь, пытаясь удержать слёзы. — Всё прекрасно понимаю, не маленькая я! Но я хочу сказки! Хоть немного!
Задыхаюсь от обиды. От жалости к себе. От несправедливости: почему так, почему я? Неужели каждый будет мне лгать?
— Тамара… — Ламонт обнимает меня за плечи.
Вывернувшись из его рук, закрываю лицо ладонями. Слёзы струятся по пальцам, меня продолжает трясти. Просто нечем дышать.
— Оставьте, — бормочу я, задыхаюсь от рвущихся рыданий, — оставьте меня в покое, дайте отдохнуть.
Ламонт снова обнимает меня за плечи, и нет сил его оттолкнуть, хотя невыносимо стыдно за истерику.
— Я отведу тебя в дом, — мягко обещает он. — И принесу что-нибудь сладкое.
Стыдно. Противно от себя самой. Но я так устала быть ценным призом. Зачем Ариан напомнил об этом? Неужели все, даже Вася, лишь притворяются, чтобы заполучить жрицу?
— Возможно, — шепчет Ламонт, — тебе стоит попросить в сопровождение другого воина.
Ариан на это молчит. Конечно, я же не могу ему перечить, он же Лунный князь, всё тут решает, распоряжается жрицами, как своей собственностью! Тоже мне, блюститель законов и морали, защитник и хозяин гарема.
Неуклюже двигаясь в объятиях Ламонта, пытаюсь успокоиться и собраться с мыслями. Но те мысли, что бродят сейчас в голове, только больше расстраивают: во мне прежде всего видят полезное приобретение, и только потом — женщину. Если вообще видят женщину. И от этого не сбежать. И это давит, точно каменная плита. Злит и обижает. И снова давит, и даже платье кажется тяжёлым, сковывающим всю меня, и подол путается в ногах.