Волчица нежная моя

Колычев Владимир Григорьевич

– Какие ко мне могут быть претензии? Не было у нас ничего!.. Даже не знаю, зачем я тебе это объясняю!

– Не надо объяснять… – покачала головой Настя. – Ты действительно здесь ни при чем. И Катя отрицает, и мы во всем разобрались.

– А зачем ты это дерьмо вывалила мне на голову?

– А чтобы жизнь медом не казалась!

– Но подозрения были?

– Я же сказала, забей.

– Ты дура? – не удержался Гордеев.

Ералаш какой-то – сначала Настя отдается ему на столе после двадцати лет

жесткого динамо, затем объявляет Катю его дочерью, а потом вываливает в каких-то глупых претензиях, как чудо – в перьях. И как, спрашивается, ее можно после этого назвать?

Ее брови возмущенно взлетели вверх, но тут же опустились, поникли, как стебли клонящихся к земле цветов.

– Да, наверное.

– Извини, конечно, но ты меня просто убила… Начиная с того, что Катя моя дочь.

– Я подумала, что она могла бы быть твоей дочерью.

– Я, конечно, не против. Я только за!..

– Забудь. Она не твоя дочь. И не с тобой она была.

– А с кем?

– Не важно.

– И что теперь?

– Не твое дело.

– Мне уйти?

– Ты давно уже ушел, – с горечью усмехнулась она. – Бросил меня и ушел!

– Я совершил ошибку. И мы бы давно могли ее исправить. Но ты не хотела.

– А сейчас хочу! – Настя пристально смотрела на него в готовности подняться с кресла.

И не понятно, то ли она хотела броситься ему на шею со словами любви, то ли ужалить, отомстив за давнюю обиду.

– Ну, мы бы могли начать все заново… – замялся он.

– А чего так неуверенно? – презрительно усмехнулась она.

– Проблемы у меня.

– Получил свое, и сразу проблемы? Ты в своем репертуаре, Миша.

– Мне покушение на убийство шьют.

– На убийство?! – всполошилась Настя.

– Как будто я следователя заказал, который мое дело вел.

– Следователя?

– Да, он меня на чистую воду выводил, ну, по моим старым делам, злоупотребление должностными полномочиями, все такое…

– Да, злоупотребление полномочиями… – как о чем-то известном, в суетливом раздумье кивнула она.

– Акции спиртоводочного завода по заниженной цене продал.

– Да, спиртоводочного завода, – запоздалым эхом отозвалась Настя.

– Ты знаешь?

– Знаю.

– Про спиртоводочный завод?

– Про спиртоводочный завод? – спохватилась она. – Про спиртоводочный завод не знаю!

– Но говоришь.

– Ты сказал, я повторила… – Настя удивленно посмотрела на него, не понимая, в чем суть его претензий.

– Повторила, – кивнул он, пальцами одной руки оглаживая несуществующую бороду.

Действительно, все так и есть – он говорил, а она бездумно повторяла, и ничего в этом крамольного не было. Тем более она знала, на какие деньги он поднял свой бизнес.

– Ты не мог следователя заказать… – качая головой, в раздумье проговорила Настя. –

Я тебя знаю, ты не мог…

– Так я и не заказывал. Меня подставили.

– Хочешь сказать, что кто-то нарочно в следователя стрелял?

– Да, чтобы внимание к моему делу привлечь. И привлекли. Теперь вот выкручиваюсь, как могу.

– А со следователем что?

– Ничего. Угрозы для жизни нет. Вылечат, на ноги поставят.

– Это хорошо.

– Мне от этого не легче.

– И что ты собираешься делать?

– Вот, к тебе пришел попрощаться, – вздохнул Гордеев.

Он шел к Насте за счастьем, за вдохновением, в надежде на чудо, которое вдруг свершилось. Бойтесь желаний, у них есть свойство сбываться… Так и у него: сначала сбылось, а потом появился страх, там, где должно замирать от восторга. Не хочет он быть с Настей, нет желания идти с ней дальше по жизни. И раз уж появился повод попрощаться с ней, то и не нужно его упускать.

Да, он пришел попрощаться, а расставание вышло таким горячим, и спасибо Насте за это. За все спасибо…

Глава 6

Психология – материя тонкая, но под дых ударить может, как толстая чугунная болванка, – тяжело, больно. Гордеев чувствовал себя, как груздь в кадушке, – со всех сторон мрак, сырость, теснота, а сверху крышка с тяжелым на ней гнетом. Третий час уже идет, как он сидит за столом в конференц-зале. Господин Федосов занят, соизвольте подождать. Секретарша только успевает кофе подносить, улыбается, как фанатка любимой рок-звезде, а сама усмехается под нос. Унижали Гордеева, и если его эта мысль бесила, то ее – веселила…

Да, психология действительно наука хитрая, и, как оказалось, Федосов знал в ней толк. Гордеев уже поднялся, собираясь уходить, когда он появился. Точно все рассчитал, в самый последний момент перекрыл ему путь. Секретарша бы его не удержала, а он смог вернуть на место.

– Извини, Михаил Викторович, дела. – Он улыбался, как будто не было для него большего счастья в жизни, чем видеть милого сердцу конкурента. – Я так понимаю, у тебя ко мне важный разговор?

– Да, и не хотелось бы тянуть кота за хвост, – выдавил из себя Гордеев.

– Ну!.. – поморщился Федосов так, как будто за это дело тянули его самого.

– Вы, Юрий Васильевич, собирались купить у меня бизнес.

– А что-то случилось? – обнажив неровные с желтоватым налетом зубы, спросил Федосов.

Гордеев с трудом справлялся с желанием наорать на собеседника, схватить его за грудки, с силой тряхнуть. Надо держать себя в руках, и лучший способ для этого – выявлять изъяны во внешности оппонента, высмеивать их в душе. Зубы у Федосова не ахти, со своими деньгами он мог бы украсить себя фарфоровой улыбкой, а у него скоро гнилые пеньки от зубов останутся…