Волчица в засаде
Шрифт:
Все, что можно было выжать из Плотникова, я, кажется, выжал. Я встал с кресла, заправил выбившуюся во время возни с парнем рубашку в брюки.
— Смотри, Штырь! — сказал я, направляясь к двери. — Если ты мне соврал, покупай себе костыли… Ну пока!
Катала
Элка и Наташа поджидали меня на улице. Я вкратце изложил им то, что произошло в доме Штыря, сказал о своих дальнейших планах. Втроем мы отправились к остановке. Наш знакомый таксист все еще поджидал в своей машине клиентов. Желающих прокатиться на его драндулете так и не нашлось. Завидев нас, таксист радостно замахал рукой, однако я сделал отрицательный жест, и наша троица
Дядька строго соблюдал правила дорожного движения и высадил нас, не доехав метров пятидесяти до рынка, перед знаком «Остановка запрещена».
Два ряда лотков растянулись по обеим сторонам тротуара. Продавали книги, учебники, тетради, канцелярские принадлежности и прочую мелочь. Дальше шла длиннющая остановка с рядом магазинов. За ними начинался вещевой рынок. Торговые палатки под навесом уступами поднимались в горку, будто зрительские ряды Колизея, а на вершине ее образовывали прямоугольник вокруг фонтана. Очевидно, раньше рынок был продовольственным, и фонтан служил для того, чтобы в нем можно было помыть руки или фрукты, но «вещевики» вытеснили «пищевиков», и фонтан, утратив свое первоначальное предназначение, превратился в декоративное сооружение, которое на вещевом рынке было совсем неуместно. Мы протиснулись сквозь толпы разгуливающих между прилавками покупателей через рынок, вышли через противоположные его ворота и по шуршащему ковру из разноцветных листьев отправились в глубь квартала.
Нужный нам дом отыскали на окраине квартала. Серенькая, старенькая, увитая кое-где пожухлым плющом четырехэтажка в окружении деревьев издали напоминала лежащий в траве поросший мхом гигантский валун. Квартира шестьдесят три оказалась расположенной в последнем подъезде. Я наказал своим спутницам дожидаться меня на площадке перед домом.
— Если не появлюсь в течение часа, вызывайте милицию, — заявил я и протянул Элке мобильник. — Вот вам «сотка».
Наташа, подняв воротник куртки, — дул ветер — обеспокоенно спросила:
— Ты уверен в том, что тебе следует отправиться в этот притон?
— Не уверен, но отправлюсь, — улыбнулся я. — Нужно же как-то выяснить, кто прикарманил награбленные деньги.
Оглянувшись на девиц, я направился к дому. Входя в подъезд, столкнулся с выходившей из него темной личностью — небритым мужчиной лет пятидесяти в низко надвинутой на лоб шляпе. Подозрительно оглядев друг друга, мы разминулись.
Шестьдесят третья квартира, торцевая, поражала воображение уже тем, что разбитая вдрызг дверь в нее была установлена задом наперед и вверх ногами; болтавшаяся дверная ручка располагалась на уровне коленей; замочная скважина — на пару сантиметров выше, а вместо дверного глазка была дырка, заткнутая с обратной стороны пробкой то ли от термоса, то ли от бутылки сухого вина. Что можно подумать, глядя на такую дверь? То, что ее не раз выламывали вместе с замками, а потом устанавливали вновь, переставляя замок и ручку все ниже и ниже. А может быть, этот Генка Дудник — карлик? Вот и приспособил ручку под свой рост. Сейчас увидим. Звонка, конечно, не было, я постучал костяшкой пальца в дверь.
— Сейчас иду! — ответил из глубины квартиры сиплый голос. К двери кто-то подошел, вытащил из нее пробку, и в отверстии появился глаз. — Чего тебе? — внимательно разглядывая мою персону в темном подъезде, спросил человек за дверью.
— Генка Дудник нужен, — сказал я.
— Ну я Дудник, — изрек хозяин квартиры, и глаз, мигнув, выжидающе уставился на меня.
— Я от Аспирина пришел, — слегка приблатненным голосом сообщил я. — Хочу в шашки поиграть.
— А-а, ну-ну! — глаз исчез, и Генка загремел замком. — Что-то я тебя раньше никогда не видел.
— А я залетный. Решил покатать. Мне кореша посоветовали к тебе обратиться.
Дудник наконец справился с капризным замком и растворил дверь. Нет, не карлик, нормальный мужик, примерно метр семьдесят пять ростом, худощавый, длинноносый, с рыскающим взглядом и темной со щербинками кожей на лице.
— Ну проходи, проходи, — впуская меня в прихожую с горевшей на голом проводе лампочкой, изрек Генка. — Гостем будешь.
— Компания-то для меня, чай, найдется? — поинтересовался я, оглядываясь. Куртку решил не снимать. Контингент здесь собирается известный, живо к куртке ноги приделают. В квартире Санька один раз уж чуть было не раздели.
— Найдется, найдется, — закивал Дудник. — Проходи.
Следом за хозяином я вошел в зал. Не буду долго описывать квартиру Дудника, ибо от квартиры Давыдкина Санька она мало чем отличалась — такая же пустая, с голыми стенами. Впрочем, мебель кое-какая была: в одном углу стоял допотопный шкаф, в другом — не менее допотопная железная кровать, а у стены был выложен из кирпича декоративный камин, на котором стоял импортный унитаз с торчавшим из него букетом искусственных цветов. Следующая комната, куда мы вошли, была чуть богаче. В ней находился старенький телевизор, на стене висел ковер, на полу лежал палас, стоял столик на коротких ножках, вокруг него были расстелены матрасы, на которых валялись подушки. Генка не соврал: в квартире действительно находилась братва. В комнате на полу сидели трое мужиков и играли в карты. Один был плотный мужчина лет пятидесяти, с солидным брюшком, кривой физиономией, с торчащим на ней большим, похожим на набалдашник, носом. Другой — курчавый, смуглый, за сорок лет, злой с виду; третий — крепкого телосложения, лет тридцати. При моем появлении все трое уставились на меня изучающими взглядами.
— Вот залетный к нам на огонек заскочил, покатать хочет, — с неким подобострастием сказал Генка и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
В комнате установилась тишина. Я почувствовал себя неуютно под колючими взглядами. Чтобы троица не заметила, что я робею, я напустил на себя развязный вид и заявил:
— Привет, мужики! Разрешите? — и, не дожидаясь приглашения, скинул туфли, куртку и уселся на матрасе. — Познакомимся?
Продолжая разглядывать меня, кривой спросил:
— Кто такой?
— Игорек я, — признался я и, вспомнив свое детское прозвище, добавил: — Глад мое погоняло.
Мужик взял со стола карты и принялся тасовать их.
— И откуда же ты будешь, Глад?
Поскольку кривой был здесь явным авторитетом, ибо говорил только он, а остальные почтительно помалкивали, я обращался исключительно к нему.
— Из далеких мест, дядя. Недавно откинулся.
Мужик взглянул на меня заинтересованно.
— И где же ты зону топтал, сынок?
Я глупо ощерился:
— Где зону топтал, там уж следов моих не осталось. Я по делам в вашем городе, дядя, а потому, чем меньше вы обо мне будете знать, тем лучше. Как мне вас величать?
— Мне понятна твоя позиция, парень, — сказал мужик с претензией на светский тон. — А потому мы тоже останемся для тебя инкогнито. Зови меня Семеном, его вон, — кивок на большеголового, — Артемом зовут, а этого, — он указал на смуглого, — Ахмат.
— Привет, кореша!
— Здорово, здорово, — ответили те нестройно.
Ахмат хотел что-то еще добавить, но в этот момент дверь отворилась, в комнату вошел Дудник, и мужчина замолчал. В руках у Гены был поднос, на котором стояли чайник, чашки и тарелка с печеньем и конфетами. Поставив поднос на стол, хозяин квартиры удалился. Компания приняла появление Дудника в качестве официанта как должное.