Волчицы из Машкуля
Шрифт:
XV
РЫБАК РЫБАКУ РОЗНЬ
В тот несчастный для него день, когда баронесса де ла Ложери задержала его у себя на целый вечер, метр Куртен весь измучился от переживаний.
Прижавшись ухом к двери, он подслушал разговор матери с сыном от начала до конца и, следовательно, узнал о шхуне.
С отъездом Мишеля рушились все вынашиваемые им с такой любовью планы; несмотря на высокую честь, которую ему оказала баронесса, Куртен только и думал о том, как бы отделаться от нее и вернуться на ферму, так как рассчитывал, что воспоминаниями о Мари, он, по крайней мере, задержит молодого хозяина; не следует забывать, что с отъездом молодого хозяина он терял ниточку, которая, по его расчетам, должна была привести его в таинственный лабиринт, где скрывался Малыш Пьер. Но, на его беду, баронесса де ла Ложери вернулась в замок совсем в другом настроении. Взяв с собой в замок Куртена, баронесса рассчитывала таким образом скрыть от него отъезд сына, избавив Мишеля от лишних вопросов и слежки арендатора; однако, обнаружив, что дом, в котором уже несколько недель квартировали солдаты, был в чудовищном беспорядке и почти полностью разорен, а это в ее глазах граничило с катастрофой, она почти забыла о том, что мэр Ла-Ложери не внушал ей большого доверия, и не отпускала его от себя, чтобы было кому послушать ее жалобы.
И если бы не отчаянный и вполне праведный гнев баронессы, который она выражала с присущей ей эмоциональностью, Куртен нашел бы какой-нибудь благовидный предлог, чтобы распрощаться с хозяйкой Ла-Ложери и поскорее вернуться на ферму.
Он был достаточно хитер, чтобы догадаться о том, что баронесса взяла его с собой в замок, дабы подальше увезти от сына; однако ее горе при виде разбитых тарелок, испорченных зеркал, выпачканных маслом ковров и разрисованных примитивными, но захватывающими своей выразительностью рисунками стен гостиной, которая была превращена в караульную, было настолько искренним, что Куртен уже начал сомневаться в своем первоначальном мнении и уже подумывал о том, что, раз его молодого хозяина не настроили против него, ему не составит особого труда с ним переговорить до того, как тот отправится на корабль.
Было уже девять часов вечера, когда баронесса, уронив последнюю слезу по поводу разорения усадьбы Ла-Ложери, села в карету, и тут же метр Куртен, едва успев приказать вознице ехать в Париж и не слушая последних указаний своей хозяйки, которые она отдавала через окно в дверце, бросился со всех ног в сторону фермы.
Там он уже никого не застал и от служанки узнал, что господин Мишель и мадемуазель Берта вот уже два часа, как отправились в Нант.
Арендатор, решив прежде всего их нагнать, бросился на конюшню седлать свою лошаденку, но ее и след простыл! В спешке он не расспросил служанку, на чем уехал молодой господин.
Вспомнив, как медленно плелась его кляча, метр Куртен немного успокоился; тем не менее он зашел в дом на несколько минут, чтобы взять деньги и на всякий случай знаки мэрского достоинства; затем он отважно пустился пешком по следам человека, которого считал не просто беглецом, а почти разбойником, обобравшим его на добрую сотню тысяч франков, которые он, рассчитывая заработать на возлюбленном Волчиц, уже давно мысленно положил себе в карман.
Итак, метр Куртен бежал, словно человек, увидевший, что его банкноты уносит порыв ветра, то есть он мчался почти со скоростью ветра; однако это не мешало ему расспрашивать по дороге всех, кто попадался ему навстречу.
Во все времена основным занятием мэра Ла-Ложери было вести расспросы, и понятно, что он никогда не лишал себя этого удовольствия.
В Сен-Фильбер-де-Гран-Льё ему рассказали, что около половины восьмого вечера видели его лошаденку. Он спросил, кто был седоком; но его любопытство не было удовлетворено, поскольку все внимание трактирщика, к которому обратился метр Куртен, было обращено на лошадь, не желавшую подчиняться всаднику и упрямо отказывавшуюся пройти мимо ветки остролиста и связки яблок, которыми метр Куртен по дороге в Нант имел привычку расплачиваться с ней.
Немного позже арендатору улыбнулась удача: ему обрисовали точный портрет всадника, и теперь у него не оставалось сомнений в том, что речь шла о молодом бароне, хотя — как его уверяли — всадника никто не сопровождал.
Мэр Ла-Ложери, будучи человеком осторожным, рассудил, что молодые люди поехали по отдельности, чтобы не привлекать к себе внимания, но потом обязательно встретятся вновь. И раз дороги молодых людей разошлись, это означало, что фортуна повернулась к нему лицом, а если ему удастся напасть на след Мишеля в Нанте, его усилия будут вознаграждены.
Уверенный в том, что молодой человек не свернул с дороги и уже добрался или скоро доберется до Нанта, Куртен, дойдя до «Рассвета», даже не стал наводить справки у хозяина постоялого двора, ибо не думал, что тот сообщит ему что-то новое; перекусив наспех куском хлеба, он направился не в город, где ему было бы невозможно отыскать Мишеля, а к мосту Руссо, перешел через него и свернул направо к деревне Ле-Пельрен.
У метра Куртена был свой план действий.
Мы уже упоминали о том, что все его надежды были связаны с Мишелем.
Молодой человек, влюбленный в Мари, рано или поздно должен был обратиться за помощью к Куртену, и тот узнал бы, где находилась возлюбленная барона, а так как она сопровождала Малыша Пьера, то Мишель, выдав секрет Мари, выдал бы Куртену и секрет герцогини.
Итак, если Мишель уедет, с ним улетучатся все надежды Куртена.
Поэтому необходимо было любой ценой задержать молодого человека.
Если Мишель не найдет в условленном месте шхуну «Молодой Карл», он вынужден будет остаться.
Что до баронессы де ла Ложери, то в этот момент она была на пути в Париж, и пройдет еще какое-то время, пока она узнает, что побег сына не состоялся, а когда ей станет об этом известно, она найдет другой способ вывезти его из Вандеи. И тогда, рассудил хитрый арендатор, у выздоровевшего Мишеля будет достаточно времени, чтобы привести его к вожделенной цели.
Между тем метр Куртен еще не придумал, как он сможет добраться до капитана «Молодого Карла», чье имя он подслушал, когда баронесса говорила с сыном. Однако — и это делало его похожим на одного великого деятеля древности — метр Куртен полагался на судьбу.
И не напрасно.
Подойдя к Куерону, он разглядел мачты шхуны среди верхушек тополей, которыми порос остров.
На стеньге трепетал на ветру брамсель.
Он не ошибся: перед ним было именно то судно, которое он искал.
В ночных сумерках, когда предметы уже начали терять свои очертания, метр Куртен, обратив взор на берег, заметил шагах в десяти от себя длинную камышовую удочку, наклоненную к воде, к корме которой была привязана крученая шелковая нитка с подпрыгивавшей на волнах пробкой.