Волчицы из Машкуля
Шрифт:
— Безусловно. Спрячемся вот здесь, в нише, где нас не потревожат и откуда никто не увидит отблеск свечи.
И мэр Ла-Ложери увлек за собой г-на Гиацинта под арку, что вела к двери в подземелье, затем поставил зажженную свечу у подножия лежавшей плиты и присел на ступеньки лестницы.
— Вы пообещали, — начал г-н Гиацинт, присаживаясь напротив Куртена, — назвать улицу и номер дома, где скрывается Малыш Пьер.
— Или что-то близкое к тому, — подтвердил Куртен, в ушах которого зазвенело золото, зашитое в пояс г-на Гиацинта, а в глазах загорелся алчный огонек.
— Послушайте, не будем тратить время на пустые разговоры. Вы знаете, где он скрывается?
— Нет.
— Тогда зачем же вы сюда пришли? Ах! Как я жалею, что связался с таким копушей, как вы!
Вместо ответа Куртен вытащил записку, подобранную среди пепла в камине дома на Рыночной улице, и протянул г-ну Гиацинту, затем поднял свечу так, чтобы тот смог прочитать ее.
— Кто это написал? — спросил еврей.
— Девушка, о которой я уже вам рассказывал; она входит в окружение той особы, которую мы разыскиваем.
— Да, но теперь это в прошлом.
— Вы правы.
— В таком случае, я вас спрашиваю, какая нам польза от этого письма? О чем оно свидетельствует? Как оно поможет продвинуть наше расследование?
Пожав плечами, Куртен поставил свечу на прежнее место.
— По правде говоря, для городского жителя вы не слишком сообразительны.
— Не понимаю.
— Черт возьми! Разве вы не прочитали, что, если у того человека, кому адресовано письмо, возникнут неприятности, Малыш Пьер предоставит ему убежище?
— Да, ну и что дальше?
— А вот что: нам остается сделать так, чтобы эти неприятности у него появились.
— Ну, а потом?
— Обыскать дом, где он будет скрываться, и накрыть разом всю компанию.
Господин Гиацинт задумался.
— Да, это вы неплохо придумали, — произнес он, разглядывая письмо с обратной стороны перед огнем свечи, чтобы проверить, не написано ли на нем чего-либо еще.
— Я уверен, что письмо нам поможет!
— И где живет этот человек? — спросил как бы невзначай г-н Гиацинт.
— А! Что до этого, то тут особый разговор, — сказал Куртен. — У вас в руках уже кое-что есть, и вы сами в этом смогли убедиться, но я вам не сообщу ничего больше, пока не буду обеспечен залогом, как говорят судейские.
— А если этот человек не воспользуется предложенным ему убежищем? Если он не захочет укрыться в том же доме, где скрывается та особа, какую мы ищем? — спрашивал г-н Гиацинт.
— О! Я так все устрою, что у него не будет другого выхода. Дом выходит на две улицы: мы с солдатами перекроем дорогу с одной стороны, а он будет удирать через запасной выход, который мы нарочно оставим как бы без присмотра; выйдя на улицу, он убедится, что опасность ему не грозит, в то время как мы будем наблюдать с двух концов улицы и тут же устремимся за ним, куда бы он ни пошел. Вы поняли, что это беспроигрышный вариант! Ну, развязывайте ваш поясок.
— Вы пойдете со мной?
— Конечно.
— С этой минуты и до конца всей операции вы будете с нами?
— Постараюсь, поскольку вы мне дадите только половину обещанного.
— Хочу вас предупредить, что после того, как вы получите залог, — произнес г-н Гиацинт с таким решительным видом, что, несмотря на его вполне дружелюбный тон, было ясно: этот человек не намерен шутить, — если я обнаружу обман, при первом подозрительном жесте я тут же пущу вам пулю в лоб!
И с этими словами г-н Гиацинт вытащил из-за пазухи пистолет и повертел им перед носом мэра Ла-Ложери. Его лицо оставалось по-прежнему бесстрастным, в то время как в глазах появился холодный огонек, и его спутник тут же понял, что тот хладнокровно выполнит угрозу.
— Дело ваше, — ответил Куртен, — тем более что вам это не будет стоить большого труда, ибо я не вооружен.
— И напрасно, — заметил г-н Гиацинт.
— Хорошо, — сказал Куртен, — дайте мне сколько обещали и поклянитесь, что, когда дело будет завершено, я получу столько же.
— За мной не пропадет, вы можете не сомневаться во мне. Словом, либо человек честен, либо нет, третьего не дано. Скажите, если все это время мы будем вместе, зачем вам носить на себе такую тяжесть? — продолжал г-н Гиацинт; казалось, насколько Куртен горел желанием поскорее заполучить обещанное, настолько его сообщник не торопился расставаться с тем, что было спрятано в поясе.
— Как?! — воскликнул мэр Ла-Ложери. — Неужели вы не видите, что я умираю от нетерпения поскорее ощутить это золото; потрогать его, и пощупать, чтобы убедиться в том, что оно здесь; как же я этому поверю, если не дотронусь до него рукой? Однако за минуту блаженства, что мне предстоит пережить, когда я стану перебирать монеты — вы же все равно отдадите мне их, ибо в противном случае я ничего вам больше не скажу, — я столько претерпел, превзойдя даже самого себя! Из человека, который боялся собственной тени и дрожал как осиновый лист, когда ему выпадало ночью шагать в одиночестве по деревенской улице, я превратился в смельчака. Отдайте мне золото, отдайте мне это золото, сударь! Ведь впереди у нас еще немало препятствий и самые неожиданные опасности подстерегают нас, а золото придаст мне храбрости, с ним мне ничто не страшно. Если вы хотите, чтобы я был таким же невозмутимым и хладнокровным, как вы, отдайте мне золото!
— Да, — ответил г-н Гиацинт, увидев, как разгорелись и засверкали всегда тусклые глаза крестьянина и раскраснелось его обычно бледное лицо, — да, отдам, но только в обмен на адрес этого человека. Скажите адрес, и золото ваше.
Каждый добивался своего как мог.
Поднявшись на ноги, г-н Гиацинт расстегнул пояс; Куртену снова послышался круживший ему голову звон золотых монет, и он протянул руку, чтобы схватить пояс.
— Постойте! — произнес г-н Гиацинт. — Услуга за услугу!
— Да, но прежде позвольте взглянуть на золото.
Теперь уже еврею ничего не оставалось, как пожать плечами; однако, уступив просьбам крестьянина, он вытянул железную цепочку, которой был завязан кожаный кармашек, и Куртен тут же зажмурился, ослепнув от блеска золотых монет; арендатор почувствовал, как с ног до головы его охватила сладострастная дрожь; вытянув шею, не отрывая глаз от столь завораживавшего зрелища, с дрожащими губами, охваченный неизъяснимым и неописуемым блаженством, он запустил руки в груду монет, и те потекли ручьями сквозь его растопыренные пальцы.