Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза
Шрифт:
Дан истерзал до умопомрачения. Фареры придавили его рассудок. Дан говорил про северную чистую кровь, про человечество, про очищение радостью, про лед и полую землю, и снова про человечество. Круз хотел его ударить и не мог, потому что Хук следил и не доверял Крузу. Ваван убежал в горы и занимался в поселках нехорошим. Михай сутками лежал в моторном отсеке, а Круз остался с Даном. Фареры были гиблым, гиблым местом.
А через три дня после того счастливого мгновения, когда они остались за кормой, Ваван выбрался на палубу и объявил, ежась
Солярки хватило до норвежского берега. Из пятерых обрадовался твердой земле только Хук, немедленно изловивший гуся. Четверо же двуногих смотрели вокруг в унынии, потому что прибрежная деревенька в неглубоком фьорде, приютившем траулер, была завалена скелетами. И начисто лишена солярки. Хуже того — в деревеньке явственно читались недавние человеческие следы. После полудневных споров в ресторане прохудившейся гостиницы было решено привинтить гранатомет к грузовику и отправиться посуху навстречу зиме.
Она себя ждать не заставила. Явилась со свистом и воем, заплясала в полях, тяжелыми облаками занавесила горы. И спасла.
Поначалу осторожничали — признаки живого и близкого населения ощущались чуть не на каждом шагу. Но никто не стрелял, близко не подбирался, и команда обнаглела. Неслись по шоссе, заботясь лишь об ухабах. И влипли под перевалом близ Тронде.
Перед тем как вскарабкаться на перевал, шоссе убегало в низину, к унылому двурядному поселку из одинаковых, будто из детской игры собранных домишек. Те, кто там сидел, не утерпели. Если б подпустили грузовик вплотную, шансов бы не осталось. А так — хрюкнула шина, выпростав резиновые клочья. Хрустнуло стекло. Грузовик швырнуло к обочине. Страшно заматерился Ваван — ему стеклянными брызгами посекло лицо. А Михай, шипя от боли, уже прыгнул к гранатомету, дернул рычаг, развернул и — бу-бу-бу! Кургузая пушчонка, лязгая барабаном, одну за другой швыряла гранаты к выцветшим домам. Бу-бу-бу — и крыша взметнулась черепичным цветком. Бу-бу — и шибануло огнем из окон.
Круз выскочил, потянул Дана, пихнул в кювет, под прикрытие бетонного водостока. Заорал, высунувшись:
— Михай, Ваван — прочь! Уходите! Бегите из машины!
Бетон брызнул крошкой перед самым носом. Взвизгнула кузовная жесть.
— Лежать! — приказал Круз Дану с Хуком и пополз в кювете. Из грузовика потекло.
— Михай! — заорал Круз.
Тот выкатился из кузова, шлепнулся, извивнулся — и уже в кювете, шипит, растопырив ободранные пальцы.
— Ваван!
Тот вылез неторопливо, волоча длиннорылый МГ, стал, озираясь. Слез в кювет.
— Слышь, командир, — сказал по-русски. — Накрыл я этих дятлов. Они из хаты сиганули, а я прям по ним положил. Во суки, а?
После этих слов грузовик взорвался, взметнув чадный фонтан. Команда, чертыхаясь, отползла по кювету дальше. Круз высунулся, чтобы осмотреться, — и чуть успел спрятаться, когда очередь вспорола бордюр перед самым носом.
— Влипли, — сказал Михай. — Совсем.
В самом деле, влипли. Поле, дорога, кювет. Не высунуться, не отбежать. Чуть дальше дорога идет в гору — и кювет тоже. Простреливается прекрасно. Впереди — поселок. Если залезут на чердак, достанут и сюда.
Круз поразмыслил немного и решил — вытянул гранату и пополз вперед.
И тут пошел снег. Темнобрюхая туча сползла с перевала и облегчилась над низиной. Сперва понемногу — пригоршнями, охапками. А потом ее прорвало. Стало белым-бело снизу, сверху и вообще со всех сторон. Стало трудно дышать. И идти. Вперед продвигались, загребая руками, будто плыли — к поселку, к теплу и крышам.
Круз не ошибся — стрелявшие и в самом деле залезли на чердак крайнего дома. Круз застиг их там — пару долговязых, истатуированных в синь, в засаленных, изодранных куртках и брезентовых штанах, обвешанных магазинами и гранатами. Круз услышал снизу лязг и, выдернув чеку, аккуратно уместил «эфку» в чердачный люк — будто мяч в кольцо. А когда, выждав, взобрался по лестнице, нашел одного еще живым. Тот полз, скребся в красной луже — нескладный, длиннопалый, со шрамом в пол-лица. Круз размозжил ему голову из кольта.
Потом Круз с Михаем прочесали поселок, найдя еще два трупа и раненого, завернутого в тряпье и оставленного на диване подле сгнившего телевизора. За диваном лежала, мирно обнявшись, пара скелетов. Раненый был иссечен осколками. Услышав шаги, он попытался поднять винтовку, тяжеленную штурмовую «хеклер-и-кох», и выпустил очередь в пол. Круз отнял винтовку и попытался заговорить. Но ни Круз, ни Михай не знали норвежского, а ни немецкого, ни английского не знал раненый. Поняли, что просит пить. Михай дал отхлебнуть из своей фляжки, но раненый умер, так и не напившись.
В поселке никто не жил. За домами, со стороны перевала, нашелся вездеход — кургузая машинка на резиновых гусеницах. Теплая, исправная. С кабиной, оклеенной глянцево-голыми девками из журналов.
Ночью, когда метель утихла, Хук выбрался во двор и завыл на звезды — гулко, железно, будто подули в колодезь, — и эхо метнулось к небу. И, вторя ему, из-за горы отозвались — два голоса, три. Дюжина. Заплескались над темнотой. Круз слушал, и было ему страшно и хорошо — и хотелось завыть вместе, обернуться к остриям звезд и заголосить, забыв о том, что стоишь всего лишь на двух и вместо клыка — кусок чужого железа.
Когда рассвело, посмотрели на карту и отправились на запад — к морю. После обеда метель пришла снова и затерла следы. Вечером в рыбацком поселке под скальными стенами Круз спорил с Михаем о траулерах и о том, сколько недель придется убить на перебор не работавшего тридцать лет мотора. Но повезло снова — на ремонт ушло три дня, а на четвертый Ваван, ухмыляясь, выгрузил из вездехода центнер тушенки, найденной на складе армейской базы по соседству, и длиннющего «гусака» — шведский наплечный гранатомет, похожий на базуку и по виду, и по свойствам. Ваван любил гранатометы.