Волчья хватка

Алексеев Сергей Трофимович

– Я к нему с вестью, а он?.. А если б пришиб? И что?.. Получил благодарность!

– Тебя кто послал, друг мой сирый? – примирительно спросил Ражный.

Тот утер лицо снегом, понял, что бить больше не будут, и расхорохорился:

– Дед пихто!.. Озверел, что ли? Над каликом измываться!.. А говорят, благородный, обычаи блюдет!..

– А ты ходи открыто! – отпарировал Ражный. – Не крадись чужим следом.

– У меня походка такая. Вот ты сейчас зачем здесь торчишь? Ведь давно уже стоишь – переминаешься.

– Бренку

жду.

– Врешь, все бренки нынче в Урочище. Ты же вроде на ристалище пришел? Рубашонку-то зачем подпоясал веревкой?

Ражный запахнул тулуп.

– Чтоб топор носить.

Сирый погрозил пальцем:

– Смотри! Ты хоть знаешь, с кем схватишься? Ты про Сыча-то слышал? Это же не человек – носорог!

– Не твое дело.

– Во нынче какие послушники! – изумился калик. – Поединки устраивают в Вещерских лесах! Виданное ли дело?..

– Зачем шел за мной?

– Не шел – бегаю со вчерашнего дня! Столько верст отмахал до твоей хоромины, а заглядываю – нет никого. Я по следу и к кукушке попал. А разве у нее правды найдешь?

– Что же ты бегаешь?

– Предупредить хотел – три дня осталось!

– Каких три дня?

– Послушания три дня! И конец твоей вольной жизни.

– Ну-ка, сирый, объясни толком. Ничего не пойму. Ты откуда здесь взялся?

– Откуда… Из Урочища! Ты что, не слыхал? Брата своего, Драча, выгнал, а тот бренке сказал. Вече собиралось! Без малого сутки старцы у огня сидели, судили да рядили… Ох, чего я только не наслушался! И про тебя все знаю. Незавидная у тебя судьба, Ражный. Уж лучше бы в калики определили. Или уж рубахи шить…

– И куда же меня определили? – перебил его Ражный.

– А ты не догадываешься? На ветер поставят! Через три дня бренка за тобой явится.

– На ветер?

– Чему ты радуешься, олух? Или не понял? На радун!

– Говорили же, холостых не ставят?

– Теперь на это не глядят! Скоро весь Полк по ветру пустят…

– Погоди, что же в этом плохого?

– Что?! – изумился и отступил сирый, взмахнув руками, слов не находил. – Ну, ты и… Он еще спрашивает!.. Не у меня – у кукушки своей спроси! Она скажет!.. Если знает.

– Я слышал, это какая-то особая каста…

– Верно, каста! А знаешь, что отдать придется? – Он покрутил пальцем у виска. – Ты хоть соображаешь?.. За все приходится платить, а за возможность летать – очень дорого! Ты что думал, на веревках повисел, на Правиле покувыркался – и уже овладел Правилом? Тогда бы мы все, как птицы, порхали… Истинным Правилом владеют только те, кто на радун встал.

– Волю отнимут?

– Не спрашивай, не скажу! – почему-то обиделся сирый. – Верь на слово – уходить тебе надо. Калюжному одного намека хватило, сразу все понял, послал своего бренку и ушел. Так что разваливай свою хоромину и топай отсюда.

– Зачем же разваливать?

– Ну спали ее сам! И чтоб

следа не осталось. Все равно не потребуется.

Ражный подтянул к себе калика, встряхнул слегка:

– Или говори все, что знаешь, или… ступай себе, друг сердечный.

Тот вывернулся, одернул свою одежину.

– Не хватайся! Не заслужил такого обращения. Не спалишь избу – сожгут сегодня. Если уже не полыхнула…

– Посоветуешь в мир бежать?

– От чистого сердца помочь тебе хочу, по-отечески. Не упирайся, как отрок. – Он придвинулся к уху. – На вече Гайдамак присутствовал. Ослаб его как опричника посылал…

Ражный отпрянул:

– Тогда понятно!..

– А ты не торопись судить. Сначала выслушай!

– Говори.

– Мне что же, кричать на весь лес?

– Кто нас ночью услышит?

– Сороки! И растрещат потом! – Сирый оттянул воротник его тулупа, заговорил гундосым полушепотом: – Гайдамак за тебя вступился перед бренками. Кто был на вече, всякий подтвердит.

– Его что, совесть заела?

– Послушай, вотчинник, а тебя учил отец уважать иноков? И блюсти законы старшинства? Гайдамак уже лет двадцать, как самый приближенный опричник!

– Отец учил жить по законам братской справедливости, – отчеканил Ражный. – Уважать достоинство, а не возраст и положение.

– Скажи еще, тебя осудили не по справедливости!

– Я повиновался суду.

– Вот сейчас и подумай. – Калик все больше смелел. – Что бы стало, коли Гайдамак не убедил бы Ослаба волка против тебя выставить? Не буйного Нирву, а зверя дикого? В твою гордую голову приходило, что он уберег тебя от смерти?

Ражный отчего-то вспомнил вдову-сороку, мужа которой удавил Нирва, и непроизвольно передернулся. Сирого это почему-то вдохновило:

– Инок не первый раз за тебя хлопочет, от глупости удержать и спасти пытается. Вместо Ярого Сердца в тебе гордыня завелась, как чирей. Вот за это тебя и поставили в сирое стойло. А теперь и на ветер поставят!

Ражный молчал, а калик расценил это по-своему, заговорил доверительно:

– Гайдамак и сейчас готов выручить тебя, потому и вступился на вече. Три дня – это срок, можно все исправить.

Только сейчас Ражный вспомнил предсказания Дарьи.

– Неужели и вотчину вернут? – спросил он.

Сирый взглянул испытующе:

– Почему не вернут? Если попросишь инока…

– А взамен я должен взять в жены нареченную невесту, его внучку. Вернее, правнучку?

– Это уж долг чести и родительского благословления.

– Заманчиво… И жизнь враз исправится?

– Все уж от твоей воли зависит…

– От моей ли?

– Не на ветер же становиться!

– Есть еще выбор…

– Какой? В мир ты не уйдешь никогда…

– А мне теперь и мир сладким покажется! – Ражный поднял рубаху. – Гляди, у меня плащ вместо пояса.