Волчья хватка
Шрифт:
– Вы же понимаете, это невозможно…
– Разумеется. Необратимые процессы… Они и произошли. Нет, так она выглядит совершенно нормальной, не подумаешь… Но играет в куклы.
– Как же дети? Новое человечество?..
– Это куклы… Четыре деревянные куклы, завернутые в пеленки. Ждет своего воскресителя, надеется, он сможет оживить дерево. Она и деньги-то взяла, когда я сказал, что это волшебные деньги, заряженные самим Вячеславом Сергеевичем.
Смущенный и обескураженный его словами, Савватеев растерянно замолчал, а профессор,
– Вы что-то говорили о кладах! – вспомнил Савватеев.
– Вот это относится к области домыслов, – уверенно заявил профессор. – Деревенские сплетни… Но бандиты верят, ищут…
Он говорил что-то еще, но в ухе Савватеева заскворчал торопливый, возбужденный голос Финала.
– Двадцать минут назад пассажир попросился на прогулку, – доложил он. – Я не пустил, запер дверь снаружи и отнял ключ. Он вытащил раму окна и выпрыгнул со второго этажа! С чемоданом! Я сейчас только обнаружил!..
Савватеев махнул Прокофьеву и побежал на дорогу.
– В какую сторону ушел? – спросил он на ходу Финала. – Примерное направление?
– Неизвестно!..
– Спроси у милиции!
– Спрашивал – никто не видел…
– Прочеши лес возле базы! – приказал Савватеев. – Он пьяный, далеко не уйдет.
– Двадцать минут назад я видел его совершенно трезвым, – был ответ. – По всем признакам…
Выговаривать Финалу не имело смысла, похоже, мистер Твистер, изображая опьянение и озабоченность за североамериканский континент, ждал лишь подходящей минуты, чтобы уйти, и Савватеев этого не почувствовал. Он связался с Вараном, после чего поставил задачу представителю ФСБ, чтобы тот подключил на розыски милицию, бывшую в оцеплении, однако все это сразу же показалось обыкновенной авральной суетой.
А через четверть часа его и с собаками было не найти, поскольку вдруг разом и густо повалил снег – первый в этом году…
12
Оторвал его от тяжких размышлений «снежный человек». Он пришел на рассвете, когда на востоке разгоралась по-зимнему тусклая заря и дымный столб от невидимого пожара почти развеялся. Ражный скинул ботинки, встал босым на снег, однако соперник разуваться не спешил и пуховую куртку, надетую поверх рубахи, не снял. Хмуро посмотрел на снежную целину поляны, на зарево, потер красные уши.
– Слушай, Ражный… Тебе она нравится?
– Кто? – спросил он, хотя знал, о ком речь.
– Кукушка?
– Она больше не кукушка.
– Ах, да… Ну хорошо, Дарья! Из вашего ловчего рода Матеры…
– Она моя избранная и названая невеста. – Ражный взлетел нетопырем.
– Достойный ответ, – похвалил нарушитель госграниц. – Но ты серьезно хочешь взять ее? Или чтобы избавиться от сиротства? Скажи честно?
Сыч источал странное, никогда не виданное зеленовато-бурое свечение с синими сполохами, расположенными по кругу
Что это может означать, Ражный не мог понять: то ли невероятную силу, замкнутую на самом себе, как у всякого индивидуалиста, то ли неспособность получать энергию извне. То есть был отрезан от всех иных природных сил – земли, солнца, воздуха и деревьев.
– Скажу, – пообещал Ражный, опустившись на снег. – Выходи на ристалище.
– Не нравишься ты мне сегодня, – вдруг озабоченно проговорил Сыч. – Хмурый какой-то, нет живого блеска в глазах, как у жениха. С таким настроением лучше не выходить. Что случилось, Ражный?
– Не тяни время, Сыч…
– Может, в следующий раз сойдемся? Когда у тебя азарт появится?
– Азарта хватит, иди на ристалище первым.
– Да погоди ты! – сказал Сыч, хотя движение сделал и куртку расстегнул. – Это мы всегда успеем… У меня есть другое предложение. Если она тебе нравится и ты серьезно решил сыграть с ней Пир Радости, мы можем договориться и без схватки. Я тебе и так отдам Дарью…
– Отдавать можно то, чем владеешь.
– Но она моя нареченная!
– Была нареченная.
– По крайней мере, мы с ней помолвлены перед миром.
– Только плащ Дарьи у меня, – усмехнулся Ражный. – И я окрутился им лучше, чем молвой. Давай выходи, не люблю болтовни…
– Постой, Ражный… Все так, верно. И я предлагаю тебе разойтись полюбовно. Мы же не мальчишки, чтоб драться из-за кукушки? Тем более нас наверняка застукают в поединке – сороки растрещат по всему лесу!.. Мне-то ничего не грозит, а тебе, послушнику, худо придется. Извини, Ражный, я добро помню и хочу отплатить тебе тем же. Знаешь, подумал… как поется в одной песне: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».
Он был насквозь пропитан мирским духом, возможно от долгого бродяжничества…
– Ты что же, готов просто так, из благородства, уйти с нашей дороги?
– Что значит «просто так»? – развел длинными руками «снежный человек». – Нет, мне полагается маленький приз. Приз утешения. Я вытру слезы и уйду не только с дороги, но и с Вещеры. Мне уже и так все здесь опостылело.
– А Интерпол?
– Волков бояться – в лес не ходить.
– Ну и чем же утешишься?
– Ты понимаешь, нам с тобой драться глупо. Ну, отвалтузим друг друга, а толку?
– Неужели ты боишься, Сыч?
– Не в том дело, – вздохнул тот. – Я тоже поначалу ходил по всей Вещере и задирался. Араксов колотил, сирых – всех подряд. Причину-то всегда можно найти. И бывало, меня колотили… А потом бросил это дело.
– Встретил суженую?
– Да нет… Суета какая-то – друг друга колошматить. Пока мы на ристалищах сходимся да свои победы празднуем, тем временем враги наши тихо творят свое черное дело. И радуются!
– Не пойму, что ты хочешь… – Ражный поправил плащ на пояснице и затянул веревку. – Говори прямо!