Волчья осень
Шрифт:
Сзади что-то ударило под колени, и Юра рухнул в траву и грязь, краем глаза видя, что упали все, в том числе и ещё стоявшее на ногах обезглавленное тело Платонова. Перед глазами извернулся кольцами хвост, увенчанный острейшим плоским костяным шипом. Ещё мгновение – и он воткнулся в грудь одному из колдунов, уже изготовившемуся для броска чего-то ударного. И не просто воткнулся, а прошёл насквозь!
Запахло горелой травой – огненный шарик Юра выронил, трава начала тлеть. Где-то на краю сознания мелькнуло, что змеи боятся огня, но мысль тут же улетучилась – могучий хвост
Юра и опомниться не успел, как хвост обвил его, намертво прижав руки к телу. Трёхголовый поднял парня так, словно он был пушинкой, резким движением приблизил к лицам – теперь их разделяло метра полтора, не больше.
– В тебе нет зла, – синхронно произнесли три головы шелестящим голосом, вибрирующим в каждой клеточке Юриного тела. – Ты единственный не хотел этого. Уходи.
Стальные объятия разжались, и парень рухнул в грязь. Пошатываясь, попытался встать, жалобно глядя на змея, и попытки с третьей ему это удалось. Повернулся и рванул бегом, оскальзываясь и падая и чувствуя предательский запашок…
Глава 26. 21 октября, суббота, утро
В Управу я пришёл в девять, и первое, что увидел – суетящихся бойцов у «козелка». Почти не удивился, увидев среди них Антоху Горюнова.
– Волков, давай в машину, – распорядился боец. – Раз ты здесь, поедешь с нами.
– Куда? – не очень понял я. Вообще-то я предполагал, что буду работать с Каращуком – вопросы-то не закрыты. К тому же, у меня есть определённые предположения по узлу связи.
– Давай, садись быстро, по дороге расскажу, – не стал распространяться Антоха. – Каращук распорядился, чтобы взяли тебя, если успеешь прийти.
УАЗик резво рванул с места, разбрызгивая грязь. Нас в нём оказалось четверо, все с автоматами – ну, кроме меня, – разве что без пулемёта в самой машине.
Машина рысью пролетела Космонавтов, свернула на Советскую, и только после того, как проехали притихший Колледж, Антоха, сидевший рядом со мной сзади, сказал:
– Вызов из Кикино. К ним из леса вышел какой-то странный человек. Без денег, без документов, без оружия. Грязный, как чушка, и обосравшийся, как последний бродяга. Но на вид приличный, городской. Позвонили минут пятнадцать назад. Шеф, как услышал, сразу сказал – если успеешь прийти, взять тебя с собой, и доставить этого бродягу как можно быстрее.
Очень интересно. Конечно, это не изгой – те городскими не выглядят. Но чтобы за бродягой погнали даже не патруль, а машину боевой группы – это что-то новенькое.
И только потом до меня дошло.
Лес напротив Кикино всего один – можно сказать, «тот самый», всё остальное пространство вокруг – поля. Значит… значит, «гость» вполне мог прийти со стороны Виковщины. А это совсем другой коленкор…
Мысль настолько зацепила меня, что я даже не заметил, как прошли КПП – только потом сообразил, что дежурный колдун ничего не сказал. Выходит, я пока что не раскрыт.
На полях лежал утренний туман – точнее, уже его остатки, а вот утром он явно был плотным,
Ворота нам открыли после короткой переклички, и мы въехали в деревню. Почти сразу подошёл мужчина с «калашом», смутно знакомый по одной из прошлых поездок – кажется, Толик.
– Прямо к дому старосты, там в сарае вашего человечка заперли, – сказал он. – Странный какой-то, дикий совсем. От каждого куста шарахался и лепетал что-то про Змея Горыныча. Спросите на месте.
Горюнов странно посмотрел на него, потом на меня, но ничего не сказал, и водитель осторожно повёл машину по единственной деревенской улице. А улица выровнена, кстати, не хуже, чем многие в городе, и утрамбована неплохо. Деревня немаленькая, с километр в длину, то есть размером с ту же Виковщину – но, в отличие от неё, жилая и процветающая. Вон «нивы» в проулках стоят, навстречу попался старый «ЗИЛок», чем-то гружённый – явно в город. Между Кикино и Вокзальным машины обычно идут без сопровождения – направление считается спокойным, да и близко совсем.
Дом старосты, своего рода местный «сельсовет», стоял справа от дороги – выкрашенный в красно-кирпичный цвет, добротный и старый, небось ещё в начале двадцатого века построенный хорошо и надолго. У калитки скучал охранник с СКСом.
– Игнатич просил не беспокоить, у них там совещание, – пояснил он, лузгая семечки. – Этот в сарае, щас открою.
Игнатич – это староста, Лев Игнатьевич. Крепкий пожилой мужик, явно из бывших колхозников, местный апокалипсис застал во вполне сознательном возрасте и, как я понимаю, именно он и сделал так, чтобы эта деревня вполне себе жила и работала.
Горюнов кивнул – видимо, у начальства уже всё было оговорено, и староста нам сейчас не нужен.
– Мы его вымыли, дали шмотки, он грязнющий был, – говорил охранник, ни на секунду не отрываясь от семечек, пока мы шли по двору. – Вообще лыка не вяжет, но не пьяный.
Позвенев ключами, он открыл небольшой висячий замок, распахнул пошире дверь – впрочем, в сарайке и так было довольно светло из-за щелей в стенах. Скорее всего, сарай дровяной – а, точно, вон поленница у стены сложена, уже начали запасаться на зиму. Топят тут дровами либо тоже торфом, хранят в основном на общем складе, по домам разносят по необходимости. Почти колхоз.
Человек сидел у стены на клочьях соломы, обхватив руками согнутые в коленях ноги, и выглядел свернувшимся в клубок. Горюнов деловито вытащил смартфон, сделал снимок, кивнул – значит – не доппель. Человек поднял голову…
Твою мать.
У меня не самая шикарная память на лица, но Юру Колтырина я прекрасно помню – благо два раза оказывались с ним вместе при очень интересных обстоятельствах.
Глаза парня расширились, он медленно расцепил руки:
– Сссергей Мммихалыч?
– Волков, шеф гениален. Не зря сказал – взять тебя с собой, – хмыкнул Антоха. – Не глядя – в десятку… Кто это, знаешь его?