Волчья шкура
Шрифт:
На радость чувствительным сердцам (и в утешение за разбитого садового гнома), когда наступила предпоследняя ночь этой истории, произошло еще одно небольшое, но приятное событие.
Укрутник приехал под вечер, и, хотя голова его была забита рогатым скотом и свиньями, что-то в поведении Герты — когда он, здороваясь, поцеловал ее и потом, во время ужина, — показалось ему странным.
Сейчас они под руку шли по темному двору, слабо освещенному тусклым светом из кухонных окон. Они решили поехать в Плеши в кино, но сначала надо было вывести машину из сарая. Шагая
— Вчера я была у врача, — начала она.
(У врача? Ну и ну! Зачем, спрашивается? Она же не больна.)
Укрутник остановился и спросил:
— Ну, а чего ради? Ты что, заболела?
— Нет, я здорова. Совершенно здорова, как сказал врач. Еще он сказал, что я не должна слишком много есть.
В мозгу Укрутника зародилось подозрение, на время вытеснившее все мысли о рогатом скоте. Он высвободил руку и отступил назад.
— О господи, — сказал он, — что случилось?
А она:
— Ты не слыхал? Эрна Эдер вернулась.
А он:
— Не о том речь! Говори, что случилось?
А она:
— В новом пальто! И туфли тоже новые! И подмышки, знаешь, намазаны такой штукой, чтобы поменьше пахло.
Он не видел ее лица. Черной тенью стояла она у двери сарая, малорослая (значит, по сравнению с ним сущая пигалица) и тем не менее таинственная и угрожающая, как сама судьба.
— Мне-то какое дело? — сказал он мрачно и откашлялся (голос вдруг изменил ему). — Ей это так же мало поможет, как и тебе. И вообще — плевал я на нее!
— Правда? — спросила она из глубин своей таинственности, — Выходит, брюнетки тебе теперь больше по вкусу, чем блондинки?
— Ты же сама знаешь!
— С гостиницей и мясной лавкой в придачу.
— Не мели вздор! — выдохнул Укрутник.
Они стояли в темноте, отчужденные и непроницаемые друг для друга, дыша, как при тяжелой работе. Стояли, точно изготовившись к прыжку, слегка наклонившись, согнув колени, и между ними, в остром как нож воздухе, взблеснуло что-то, похожее на электрический разряд, и погасло.
Укрутник двинулся к Герте.
— Господи, — сказал он, — Ведь ты же не…
Он вытянул руку и хотел схватить ее, но она с хихиканьем отскочила в темноту сарая.
Он пошел за ней и налетел на свою машину; поставив ногу на подножку, он вдруг почувствовал, что Герта совсем близко. Он подумал: до чего ж ловка и смышлена! И до чего осторожна. Уже уселась в машину и хочет меня напугать. Он нагнулся, почуял запах ее волос и даже через кожаную куртку — запах козочки, этот нежный, острый, как иголка, звериный запах, отдаленно напоминающий запах бензина и кошачьей мочи. Он сказал:
— Ну, теперь выкладывай! У тебя будет ребенок? Или только припугнуть меня хочешь?
Он открыл дверцу и протянул руку. Но к ужасу своему,
И тут в сарай вошла какая-то темная фигура.
— Только не пугайтесь, — предусмотрительно сказал вошедший. — Это я, Франц Цопф. Биндер сказал, что вы едете в Плеши. Может, заскочите по дороге на хутор?
Укрутник, превозмогая боль, сжимал свою руку.
Герта появилась из глубины сарая и сказала:
— A-а, господин Цопф. В чем дело? — Потом тихо Укрутнику: — Да, у меня будет ребенок. Ты рад?
А Франц Цопф:
— В чем дело? Скоро узнаете. Я хотел только вас просить, чтобы вы сообщили Хеллеру: завтра в восемь здесь в «Грозди» заседание совета общины. Ему следует еще сегодня уведомить Бибера и Шмука.
14
Ha следующее утро, черное и белое (небо было еще черное, а снег белый, деревья и пашня были черные, но в бороздах еще лежал белый снег), итак, в это утро (то есть тринадцатого) прибыло подкрепление: отряд из тринадцати человек — видно, чтобы подкрепить суеверие. И в это же самое утро, часов около шести (а то и раньше), матрос старался выманить из дому могильщика.
Он постучал в заднюю дверь дома, там его не мог заметить какой-нибудь ранний прохожий. Сначала он стучал как положено, согнутым пальцем, но когда это ни к чему не привело, стал колотить в дверь палкой, которую прихватил с собой. Тогда ему открыли.
Старик Клейнерт, в подштанниках, с глазами, еще затянутыми паутиной сна, еле ворочая языком, спросил, что ему надо.
Матрос:
— Пойдем со мной! Надо выкопать несколько трупов! Возьми кирку! Возьми лопату! И пошли!
Старик Клейнерт спросил, не рехнулся ли матрос. Трупы закапывают, а не выкапывают!
Матрос:
— Как когда! Трупы, о которых я говорю, надо выкопать. В «Грозди» за столом завсегдатаев будет заседать совет общины, и они пойдут на голосование. При этом они должны так вонять, чтобы вам всем дурно стало!
Старик Клейнерт сказал, что сделать это не так-то просто. Тут требуется согласие общины, разрешение отдела здравоохранения или судебное постановление и еще много чего… К тому же сейчас темно (он выглянул во двор), и вчера застрелили его собаку, и земля мерзлая и твердая, как цемент. И вообще: он на это пойти не может.
— Ладно! Тогда я сам справлюсь. А судебное постановление получим задним числом.
— По мне, пожалуйста, — сказал старик Клейнерт. — Делай, что хочешь! Но я об этом знать не знаю! Ясно тебе? А какие это трупы? — вдруг спросил он. — Эй, ты! Какие такие трупы? — крикнул старик, когда паутина сна, заволакивавшая ему глаза, наконец разорвалась.