Волчья стая
Шрифт:
По привычке Вадим направил «уазик» на то место, где обычно отдыхал его «пятисотый», для пущей наглядности обозначенное двумя полосами несмываемой белой краски и выведенными прямо на асфальте буквами «VIР».
За время его отсутствия дисциплинка, надо полагать, несколько расшаталась – неизвестно чья «Тойота-Камри» нахально стояла, обоими левыми колесами утвердившись за чертой, прямо на последней букве в кратком словечке «VIР». Недрогнувшей рукой Вадим повернул руль так, что «уазик» с грохотом врезался в борт «тойоты» – опять-таки без малейших повреждений для себя и с ущербом для японки.
Из распахнувшейся входной двери с похвальной быстротой вылетел охранник в респектабельном костюмчике, при галстуке, не дав себе труда присмотреться, налетел вихрем, вопя:
– Ты куда прешь, деревня? Ты что наделал?
Вадим с несказанным удовольствием врезал ему по скуле – в запале парнишечка не ожидал встретить активное сопротивление «деревни» и не успел поставить блок. Сзади, скрипя тормозами и скрежеща изуродованным крылом, остановилась настырная «девятка».
Из дверей уже вылетела группа немедленного реагирования – Миша с напарником, – на ходу вытаскивая из-под пиджаков электрические дубинки. Приосанившись, Вадим рявкнул:
– Озверели, мать вашу? Кормильца и поильца не узнавать?!
Он видел однажды, как склочная такса с невероятным лаем и скулежом кинулась в атаку на соседскую собаку, от которой ей был виден только торчащий из-за куста хвост. Собака оказалась кавказской овчаркой, она не тронула нахала, всего лишь повернула голову и посмотрела, но бедный такс с истерическим воем затормозил всеми четырьмя так, что рухнул на спину и покатился кубарем.
Нечто подобное имело место в данный исторический миг – все трое замерли в нелепейших позах, но первым разинул рот ушибленный Вадимом секьюрити:
– Босс?!
– Нет, привидение с того света, – сказал он громко, наслаждаясь ситуацией. – Ребятки, притормозите-ка того крестьянина и снимите вопрос, я его ненароком стукнул… – он ткнул большим пальцем за спину. – Заплатите строго в пределах, и пусть катится…
– Босс, так…
– Живо! – рявкнул он, вытащил из машины тяжеленный рюкзак, ухнув, взвалил на плечо и направился в здание, небрежно бросив Нике через плечо: – Не отставай, супруга…
Прошел мимо четвертого охранника, застывшего соляным столпом за своей элегантной лакированной стойкой, стал подниматься на второй этаж. Навстречу попалась верная сподвижница, его главный бухгалтер, умнейшая Софья Ларионовна – и выронила папку, всплеснула руками.
– Какие проблемы? – пропыхтел он, сгибаясь под нешуточной тяжестью ноши. – Все в норме…
И преспокойно свернул в широкий коридор, облегченно вздохнув, свалил рюкзак с плеча, прямо на кремовую ковровую дорожку. Огляделся. Ксерокс, который привезли как раз в тот день, когда Вадим уезжал отдыхать, за время его отсутствия успели распаковать, но никто не озаботился перенести в соответствующий зал. Более того, прямо на белоснежном аппарате стоял поднос с несколькими стаканами и стеклянным кувшином, хотя Вадим такое неряшество раз и навсегда запретил.
Он взял поднос и преспокойно грохнул его об стену. Дребезгу было, звону было… Распахнулись сразу три двери, показались недоумевающие лица, насквозь знакомые, все до одного, лица его не особенно верных и преданных, быть может, зато уж безусловно работящих кадров. На всех физиономиях вспыхивала та же немудрящая гамма чувств: недоумение-удивление-ошеломление-ступор… Он попытался взглянуть на себя их глазами – растрепанный, бородатый, в видавшем виды геологическом брезенте и стоптанных кирзачах, грязнющий рюкзак у ног – и прямо-таки расплылся в довольной улыбке.
Отбросив носком сапога валявшуюся посередине коридора толстую ручку кувшина, рявкнул:
– Понаставили тут! Кому я внушал, чтобы не свинячили? Босс воскрес из мертвых, а они тут бардак развели!
Он орал без малейшего раздражения или злости – несказанно приятно было вновь ощутить себя полновластным хозяином всего и вся, царем и богом. Краешком глаза заметил, что у лестничной площадки стоит Софья Ларионовна, определенно не решаясь подойти ближе к столь неожиданно воскресшему из мертвых боссу. Сверху, с третьего этажа, кто-то спускался бегом – как в его чистом и респектабельном офисе сроду не бегали. Видимо, охранник у стойки даванул на тревожную кнопку, и в здании начинался легкий переполох, потому что кнопку последний раз нажимали года полтора назад, и все успели забыть, что в таких случаях полагается делать.
– Что вы на меня пялитесь? – заорал он все так же беззлобно. – Цирк приехал с дрессированными верблюдами и Новодворской в клетке?! Марш по местам, за работу!
И, топча грязными прохарями стеклянные осколки, направился прямиком в собственную приемную, не хотелось вновь взваливать на плечо тяжеленный рюкзак, и Вадим волок его за собой, комкая ковровую дорожку, пачкая, превращая в нечто жуткое.
Очаровательная секретарша Людочка («Вице-мисс Шантарск позапрошлого года») поднялась из-за полированного стола с полным набором лучших импортных причиндалов, и нижняя челюсть отвисла так, что ежесекундно могла провалиться за низкий вырез блузки, к округлостям, знакомым Вадиму во всех деталях благодаря частому и вдумчивому изучению. Он впервые видел свою «миску» в столь остолбенелом состоянии – и по инерции рявкнул:
– Подбери челюсть! И кабинет отопри!
Оцепеневшая Людочка все же нашла силы прошептать:
– Вы ж с собой забрали ключи…
– Запасной комплект в сейфе, дура!
В приемную заглядывали сразу несколько человек, не решаясь войти. Ника стояла с отрешенным лицом, за ее спиной возник Вова Шунков, начальник службы безопасности, детина с внешностью похмельного питекантропа и мозгами Штирлица. Похоже, он и не пытался как-то анализировать ситуацию, но действовал хватко, с безразличным лицом привыкшего ко всему на свете профессионала распахнул дверцу сейфа, укрытого за полированной панелью в углу, моментально, не глядя, снял с полочки запасные ключи, отпер кабинет и посторонился, пропуская туда Вадима, вопросительным взглядом поинтересовавшись: «Я нужен?»
– Заходите, – сказал Вадим (Шунков был здесь одним из немногих, кому Вадим говорил «вы»). – Вы-то мне и нужны…
Прошел в кабинет, волоча за собой рюкзак, оставил его посреди комнаты, опустился в свое кресло, закинул голову и прикрыл глаза, мысленно, миллионами ниточек привязывая себя к п р е ж н е й реальности, вновь ощущая частичкой мегаполиса, е г о города.
Почувствовав, что вернулись все п р е ж н и е рефлексы, вся проверенная годами хватка, открыл глаза:
– Первым делом, Денисыч… Срочно уладьте с той «тойотой». Чья, кстати?