Волчья стая
Шрифт:
Медлить не годится. Вадим был налит веселой яростью до краев, словно воздушный шарик – гелием. Он хорошенько примерился, поудобнее перехватил электрод обеими руками, прыгнул через порог и обрушил толстенный медный прут на макушку Витька – словно со всего маху опускал колун на сучковатый чурбак, стремясь расколоть его с одного удара…
Звук был, словно врезали по туго надутому футбольному мячу, набитому вдобавок чем-то мелким и хрустким, типа колотого льда. Витька прямо-таки снесло со стула, он без малейшего крика грохнулся на пол, выронил пистолет и остался валяться, нелепо вывернув левую руку.
Вадим проворно наклонился, подобрал пистолет, выщелкнул обойму, передернул затвор. Поймал на лету выскочивший патрон и вновь зарядил «Макаров», дослал патрон в ствол. Лишь теперь он сообразил, что Витек мог бы, падая, давануть на курок – чисто рефлекторное сокращение мускулов – и женушка непременно получила бы пулю в башку. Однако в момент удара это почему-то и в голову не пришло…
Ника растерянно воззрилась на него, оглянулась на бесчувственного Пашу, понемногу принялась закатывать глаза – только истерики тут не хватало…
– Тихо! – рявкнул он шепотом. – Ползи в угол!
– Т-там еще од-дин…
– В угол ползи!
Она на четвереньках отбежала в дальний угол. Вадим, держа пистолет стволом вверх, уже отчетливо слыша, как бухают торопливые шаги, как бегущий с маху налетел на приоткрытую дверцу «уазика» и сдавленно матернулся в сердцах, на цыпочках вышел в сени. Та же веселая ярость, боевая злость, заставившая превратиться в нерассуждающую машину перед уничтожением последнего препятствия на пути к с т а в к е, налили тело нелюдской ловкостью и хватким проворством, он превосходно ощущал, что не совершает ни единого лишнего движения, что время для него словно замедлилось…
Приоткрыв дверь кладовушки, спиной вперед, медленно-медленно вошел туда, в темноту, держа пистолет обеими руками, навел его на входную дверь, за которой виднелась залитая солнечным светом стена сарая, а еще дальше – серая крыша соседней избы.
Темная фигура четко обрисовалась на фоне стены и крыши. Вадим дал незнакомцу сделать лишь один шаг – и дважды нажал на курок, целясь в левую сторону груди. Пистолетные выстрелы вовсе не показались громкими – только уши словно бы залепило на несколько секунд чем-то вязким, в нос шибанула тухлая гарь.
Вошедший рухнул лицом вперед, и тут же Вадим, переступив невысокий порожек, послал ему в голову третью пулю – с тем же поразительным проворством. Стоя в пропитанной пороховой гарью тишине, он услышал, как в комнате охнула Ника, очевидно, до сих пор пребывавшая в сомнении относительно исхода схватки.
Он выждал несколько секунд, ухмыляясь под нос, – пусть чуточку помучается неизвестностью, стервочка, не все блудливой кошке масленица… Схватив убитого под мышки, затащил его в кладовушку, потом вернулся в комнату и сообщил негромко:
– Можете выползать, мадамочка. Кончилась канонада и более не предвидится.
Ника выпрямилась. Лицо у нее оказалось не столь уж искажено ужасом, как ему представлялось. Зябко передернулась, спросила:
– Как по-твоему, у них не было… еще кого-то?
– Третьего? Сильно сомневаюсь. Где цинки?
– Вон там… – она показала на вьючник. – Ключи на столе… – Ника испуганно оглянулась на Пашу, присела рядом с ним на корточки, осторожно потрогала. – Слушай, он, по-моему, дышать перестает…
– Возьми сотовик со стола, вызови реанимацию, – фыркнул он, поставил пистолет на предохранитель и сунул в карман. – Что, ни того, ни другого поблизости нет? Какая жалость…
Он не чувствовал ни страха, ни особого возбуждения, ни малейшего неудобства не испытывал. На полу лежали два человека, один вроде бы еще дышал, другой, очень похоже, перестал – какое отношение все это, по большому счету, могло иметь к его обычным заботам? В конце-то концов, обычная самозащита, только и всего. Но убираться отсюда надо побыстрее…
За окном возник, усилился, приблизился и смолк самый обычный звук – стрекот мотоцикла.
– Геологи! Есть кто?
Вадим неторопливо подошел к окну. Рядом с «газиком» восседал на старомодном зеленом мотоцикле участковый, бабкин зять. Таращился на окна, заглушив мотор и уезжать определенно не собирался. Ника тихонько ойкнула. Вадим, не испытывая никаких особенных чувств, погрозил ей кулаком и вышел на улицу. Бабкин зять никак не походил на охваченного служебным рвением сыскаря – он прямо-таки расцвел:
– Ага, а то я смотрю – все машины на месте, а людей нет… Вадик, бензинчиком не богат? Я тут спохватился, что до Шкарытово не дотяну, думал, плесну у Семена, а он уехал… Автолу-то у меня есть крошка, а вот бак сухой…
– Сейчас посмотрю, – Вадим заглянул в «уазик», достал канистру, встряхнул – глухо булькнуло, наполовину полная. – Я вот только не знаю, какой тут бензин…
– А, этот драндулет любой сожрет… Погоди, я автольчику плесну.
Он достал из коляски металлическую фляжку, стаканчик, наполнил его над горловиной бака и вылил внутрь. Вадим принялся лить туда бензин, удерживая канистру, чтобы не плеснула на одежду.
При этом, естественно, смотрел вниз – и сердце все же ушло в пятки. На левой штанине у него красовался широкий бурый мазок, еще не успевший просохнуть, – ясно, запачкался о жмурика, пока волок его в кладовушку. Нехорошее пятно, многозначительное для наметанного глаза, на самом виду… Заметил или нет?
Мать твою, и на правой руке…
Участковый поинтересовался:
– Ваши ребятки, часом, не стреляли? Вроде бы выстрелы только что слышались…
– Да нет, с чего бы? – ответил Вадим самым естественным тоном. – Вася машину заводил, скорее всего, выхлопы… Драндулет еще тот.