Волчья стая
Шрифт:
– Как уже говорилось, перед вами – наш маяк и светоч! – возвестил комендант. – Дражайший Илья Петрович чуть ли не с первой минуты проникся высокими идеалами нестяжательства и полного искупления грехов. Как послушно, как умилительно он отвечал на вопросы! Как поразительно точно указывал места, где таились неправедно нажитые ценности! Честное слово, скупая слеза наворачивалась на глаза, когда Илья Петрович свою грешную душу выворачивал до самого донышка… После всего этого лишь предельно зачерствевший душой человек не проникся бы к нему самым искренним расположением. Нет у меня
Лысоватый Илья Петрович шагнул к рампе. В глазах у него горело то же самое устоявшееся безумие.
– Братья и сестры! – возгласил он надрывно. – Я жил грешно и неправедно! Вместо того, чтобы служить духовному и культурному возрождению человечества, я вступил на скользкую…
– Стезю… – охотно подсказал комендант.
– Я вступил на скользкую стезю частного бизнеса. Я основал на своем предприятии несколько частных фирм и хитрыми махинациями перекачивал туда материальные ценности. Я скупал ваучеры и акции и даже строил финансовую пирамиду с красивым названием «Индигирка», которая…
– Ах ты сука! – взревел Браток, не сдержавшись. – Вот где мои три штуки баксов зависли!
– А ну-ка, ну-ка! – оживился комендант. – А поднимитесь-ка на сцену, молодой человек и дайте ему в ухо, только непременно вполсилы!
Браток, ничего уже не помня от злости, шустро взбежал на сцену и с ходу залепил кающемуся в ухо. Тот, держа руки по швам, пошатнулся, но устоял.
– Хватит! – рявкнул комендант. – Пошел на место! Перед нами, друзья, прелюбопытнейшая сцена на тему «вор у вора дубинку украл»… Продолжайте, милый…
– Ну… Я купил себе красивую иностранную машину, построил трехэтажную дачу, обедал исключительно в «Золоте Шантары»… Евроремонт в новой квартире сделал…
– А налоги платили? – вкрадчиво поинтересовался комендант.
– Не платил, – упавшим голосом сознался Илья Петрович. – Вернее, платил какой-то мизер, а от настоящих налогов годами уворачивался и увиливал. Потому что…
– Потому – что?
– Потому что исправно платил нужным людям, – после не столь уж короткой паузы признался кающийся. – И в мэрии, и в налоговой инспекции… Вот, ну…
– А состояли ли вы, голубчик, в демократических партиях? – прищурился комендант. – Материально поддерживали?
– В демократических партиях я не состоял, – отчеканил Илья Петрович. – Материально не поддерживал.
– А нет ли у вас сожалений по поводу вашего морального облика?
– Есть, – признался Илья Петрович. – Я постоянно возил в сауны девочек, где вступал с ними в интимные отношения самыми разными способами. А также регулярно вступал в интимные отношения с собственной секретаршей, которую иногда использовал прямо в кабинете, щедро отделанном на украденные у народа деньги. Из этих же народных денег я и оплачивал сексуальные услуги… вообще все оплачивал. Я долго обкрадывал народ, но в качестве смягчающего обстоятельства прошу суд учесть… – сбился и оторопело замолчал.
– Ага! – обрадовался
Илья Петрович передернулся, подошел вплотную к рампе и возгласил:
– От всей души призываю последовать моему примеру, очистить совесть чистосердечным раскаянием и полной выдачей всех неправедно нажитых денег и прочих ценностей!
– Аплодисментов не слышу! – взревел комендант.
И вновь он затянул овацию на несколько мучительных минут, сладострастно жмурясь и помахивая в такт сигаретой. Гейнц сыграл на баяне что-то бравурное. Лысоватый Илья Петрович уже направился было к лесенке, но комендант удержал:
– Вы куда это, мил человек? Нехорошо, вы же у нас нынче звезда… форменная этуаль. Задержитесь.
Достал из кармана френча толстую пачку сложенных вдвое бумажек, в которых присутствующий здесь народ моментально опознал доллары, которые на самом деле никакие не зеленые, а скорее сероватые. Развернув веером, продемонстрировал со сцены, наклонившись к первому ряду:
– Всем знакомо? Не слышу? Да или нет?
– Да-а… – нестройно раздалось в зале.
– Ну, еще бы… Что в них такого ценного и приятного, в этих прямоугольных бумажках? Из-за чего вы, чудаки, уродовали себе жизнь, чтобы в конце концов угодить в преисподнюю? Ради этой пухлощекой физиономии и цифирки «сто»? Дети малые, честное слово… Послушайте авторитетное мнение маяка и светоча. Илья Петрович, что это у меня в руке?
– Бумага! – браво отчеканил Илья Петрович.
– Самая настоящая бумага, и не более того, – поддержал комендант, спрятал всю пачку в карман, оставив одну сотку. – Ни на что не пригодная… Разве что съесть? Илья Петрович, хороший мой, скушайте, душевно прошу! Не спешите, жуйте с расстановкой, не хватало еще, чтобы вы подавились, светоч наш и пример…
Почти без промедления лысоватый взял у него бумажку, стал отрывать зубами по кусочку, тщательно разжевывать и глотать судорожными рывками кадыка, временами непроизвольно выпучивая глаза. Гейнц тем временем наяривал на баяне нечто смутно напоминавшее «Мани, мани, мани» в вольной интерпретации.
Комендант следил за кающимся, как кот за мышкой. Едва тот прожевал последний уголок, подпрыгнул на месте, воздевая руки:
– Уау! Приятного аппетита! Убедились, поганцы, что это не более чем бумага? Правда, судя по воодушевленному лицу Ильи Петровича, приятная на вкус… Мотайте в зал, Илья Петрович!
Лысоватый пошел к лесенке, на первой ступеньке замер, опасливо оглянулся, видимо, вспомнив, что совсем недавно случилось с певцом. Но комендант, стоя на прежнем месте, замахал руками:
– Господь с вами, Илья Петрович, не буду ж я маяка нашего и светоча сапогом под жопу пинать. Как уже говорилось – я веселое и жизнерадостное существо, и ничто человеческое мне не чуждо. А посему – во весь голос об интимном! На сцену приглашается наша очаровательная флейтистка Вероника Баскакова, прошу любить и жаловать!