Волчья верность
Шрифт:
По крайней мере, Зверь надеялся, что духи расстроятся. Раз уж они до сих пор сотрудничали с орками без принуждения, значит, отношения строились на личной приязни. А когда тот, к кому ты испытываешь приязнь, перестает отвечать на звонки и письма, это огорчает. Ведь правда?
Выбираясь к деревне, Зверь дошел в размышлениях до мысли прямо сейчас связаться с Князем и выяснить, насколько огорчительным будет факт, что тот не ответит на вызов шонээ. Он ведь не ответит – война же, магия под запретом.
А шонээ у него, кстати, всегда при себе. Как и у Зверя. В случае чего можно запеленговать друг друга, магия там не магия. Чтоб вытащить Зверя из неприятностей, Князь многим готов рискнуть.
Засыпанное снегом пепелище как будто сошло с военных фотографий. Еще осенью это пугало до дрожи: Зверь родился в стране, где войну – ту войну – помнили спустя десятки лет и будут помнить спустя столетия. Останки деревень с торчащими из обгорелых остовов печными трубами были как возвращение в кошмар, разделенный с тремястами миллионами соплеменников.
И плевать, что он не человек… Кошмарам это без разницы.
Разглядев под одной из труб кресло, в котором корчился, пытаясь выбраться из хватки ремней, живой и относительно здоровый Терсехазмел, Зверь перестал думать о глупостях и стал думать о приятном.
Несколько прекрасных часов наедине с жертвой. Что может быть лучше?
Жаль, правда, что нескольких часов у него не было. Скорее всего, духи уже оповестили сехазмелов о том, где находится их старшой. Сами духи ничего Зверю не сделают, потому что очень боятся, но кроме духов есть еще и орки. А они, сволочи, не боятся вообще ничего.
По крайней мере, до тех пор, пока в церемониальном шатре в стойбище Терсехазмела находится что-то, лишившее орков способности бояться.
На допрос не ушло много времени. Гипноз – не магия и не запрещен к использованию во время войны. Времени ушло бы еще меньше, если бы Зверь не переспрашивал, уточняя, правильно ли он понял, все чаще сомневаясь в своем знании орочьего языка. В конце концов, у жречества же свое, профессиональное арго, может, Терсехазмел рассказывает совсем не то, что Зверь слышит.
Выходило, что слышит Зверь именно то, что ему рассказывают. В церемониальном шатре, в окружении священных знаков и черепов убитых врагов, жил бывший царь, ныне – Великий Мертвый. Могучий воин, способный потягаться с Мечниками в боевом искусстве, харизматичный лидер, вдохновляющий свой народ на войну до полного разгрома людей и эльфов, бессмертный, как боги, и, как боги, неуязвимый.
Заминки возникали по двум пунктам. Во-первых, насчет Мечников. Зверь не понял, стал ли царь Мастером, или что имел в виду Терсехазмел? Во-вторых, насчет неуязвимости. В конце концов выяснилось, что воинское умение даровано Великому Мертвому богом, следовательно, является Искусством, следовательно, да, Великий Мертвый – самый настоящий Мастер. Ну а неуязвимость – это неуязвимость. Ни одно существо, вышедшее из чрева матери, и ни один дух или демон не способны ни ранить, ни убить Великого Мертвого.
– А… э… как насчет яйцекладущих? – уточнил Зверь.
Вопрос не встретил понимания.
И в любом случае, использование птиц, рыб или змей для выполнения столь сложной задачи, как убийство Мастера, скорее всего, потребовало бы применения магии. В принципе, наверное, можно было попробовать обратиться за помощью к панголинам, донимающим набегами Восточную Альбию. Но… маловероятно, что они согласятся.
Панголины, они очень некоммуникабельны. К тому же они тоже людоеды.
Зверь убил Терсехазмела. Позвал Блудницу. Пора было возвращаться к своим.
Князь выслушал его доклад, ничего не уточняя, ни о чем не переспрашивая. И у Зверя ненадолго возникло дурное ощущение, что он знал – заранее знал о том, что расскажет Терсехазмел.
– Это не Мастер, – только и сказал Князь, когда Зверь закончил.
– Можно подумать, это главное, что нас сейчас беспокоит!
Получив в ответ ухмылку, от которой за километр несло издевательством, Зверь понял, что сказал глупость. Мастер бывший царь или нет, имело значение. Для Эльрика – имело. И для Зверя – тоже.
Мастера не убивают Мастеров.
– Но Терсехазмел сказал, что его умение от Бога. Как талант…
– О да, – тонкие пальцы развязывают кисет, тяжелый аромат табака щекочет ноздри, – умение от Бога. Что бы ты взял за могущество, неуязвимость, воинское мастерство?
– Взял? Может, отдал?
Усмешка в ответ:
– Нет, Волк. Ты из тех, кто берет. И устанавливает свои расценки. Ну так что бы ты взял?
Зверь подумал.
– Наверное, душу. Во-первых, душа – мощный энергоноситель, во-вторых, без души он от меня никуда не денется. Такой могущественный и неуязвимый, он же мне и самому пригодится.
– Вот. А Мастер без души… – усмешка на миг становится кривой, нехорошей улыбкой, – это так себе Мастер. Не настоящий. Его можно убить. В нашем случае его нужно убить.
Зверь подумал еще. Взвешивал за и против. Вроде бы все сходилось.
– Блудница может… – сказал он. – По-моему, она отвечает условиям. Она не рождена, и она не дух и не демон. А еще она умная и отлично умеет драться.
Князь вздохнул и досадливо показал верхние клыки:
– Не говори глупости. Великий Мертвый тоже отлично умеет драться. Мы еще не видели его в бою, но, я думаю, его оружие даже лучше, чем у остальных орков. А остальным оружие делали по технологиям, которые подарила Айс.
– Зачем ты только впустил ее в Саэти?
– А тебя?
– Я полезный! Кстати, Блудница же не будет драться с этим Мертвым врукопашную. Она его просто расстреляет и все.
– В одиночку – нет. Волк, это плохая мысль.
– Предложи лучшую!
– Я как раз думаю над этим.
– Да не над чем тут думать! – Зверь вскочил, снова сел. Задумался. Князь уже не смеялся над ним, и это было непривычно. – Что не так? Что вы, Мечники, можете против болида. Без магии-то?
– Я сужу по себе. – Князь качнул трубкой. – Меня ваши смешные ШМГ не достанут. И его не достанут.