Волчья ягода
Шрифт:
В фирме, которую под сумасшедший кредит в банке открыл Арсений, Дмитрий Жидков пахал на износ. Хотя по-другому здесь никто и не работал, но самоотдача Жидкова была какой-то особенной, неистовой. На работе его за это ценили, и только женская половина коллектива во время закрытых посиделок часто вздыхала: «Такую бы энергию – да в мирных целях!»
Под «мирными целями» подразумевалось не что иное, как семейный очаг. Или по крайней мере любовная связь с какой-нибудь женщиной, которая внесла бы в однообразную жизнь Дмитрия Жидкова, до краев наполненную рабочими проблемами и рабочими радостями,
Медведя все дружно жалели за его неуклюжесть и неприспособленность к жизни.
Жалел его даже Арсений. Совсем не так, конечно, жалел, как женщины во время посиделок. Но все же иногда, глядя, как разгорается Митька на работе из-за несущественных, пустяковых проблем, в сердцах говорил приятелю: «Бабу тебе надо, Жидков! Иначе ты никогда не угомонишься!»
Жидков в ответ хмурился и недипломатично напоминал, что в его, Арсения Волка, конкретном случае наличие «бабы» ни к чему хорошему не привело.
«А Федька?!» – возражал Арсений, на что хмурый Жидков глубокомысленно возражал: «Федька – это мужик!»
Спорить с ним было невыносимо. Переспорить его было невозможно. В тридцать лет он так и продолжал жить в двухкомнатной квартире вдвоем с отцом. Подвернись случай – ему даже и некуда было бы привести эту самую «бабу», которую ему так страстно все желали, разве что не включая открытым текстом это пожелание в новогодние поздравления…
Однажды, оказавшись на работе по срочному делу почти на целый час раньше начала трудового дня, он нечаянно услышал разговор женской половины коллектива, распивающей традиционный утренний кофе в соседнем, бухгалтерском кабинете.
«А вот как вы думаете, – томным голоском спросила Ляля Воробьева, – наш Медведь – мужчина? Или все еще мальчик?»
Мнения коллектива по этому поводу разделились… И неизвестно, сколько бы еще времени судачили девчонки на животрепещущую тему его мужской невинности, если бы он не появился вдруг на пороге бухгалтерского кабинета и не зарычал на них так, как способен рычать только дикий медведь, растревоженный в своей берлоге во время сладкой зимней спячки…
Ни к какому конкретному выводу в то утро женская половина коллектива так и не пришла. Зато лишний раз убедилась в том, что Дмитрий Жидков – сущий медведь и совершенно не умеет обращаться с женщинами. Впрочем, от этого они не стали его любить даже чуточку меньше. Да, он был медведем – но медведем милым и в принципе безобидным, «офисным» мишкой, которому можно было простить его закидоны за доброту характера и за милую его душу.
Конечно же, они ошибались – те, что считали его еще неопытным медвежонком, потому что какой-никакой, а все же опыт мужских дел у Дмитрия Жидкова имелся. Правда, не слишком большой и в основном очень печальный.
Уходя в армию, он оставил в родном городе девушку Галю, невесту. Встречались они почти год, и за этот год никаких интимных моментов, кроме торопливых поцелуев на лестничной клетке, в отношениях не возникало. Галя обещала ждать Митьку из армии, первые три месяца писала длинные и запутанные письма о своих чувствах, с обязательными стихами, а потом вдруг пропала – ни ответа, ни привета. На втором году службы, получив отпуск, Медведь приехал домой и узнал, что его
Он встретил ее случайно в парке, где она торговала за холодильным прилавком мороженым и прохладительными напитками. Хотел ударить, но сдержался, решив для себя, что много чести будет для Гали – руки об нее марать. Однако мимо пройти не удалось – Галя его заметила и сама первая поздоровалась. Он подошел – не мог не подойти, потому что ноги шли сами, голову не слушаясь, – и проговорил с ней почти целый час. За этот час он о многом узнал…
Оказывается, никто, кроме него самого, в их разрыве виноват не был. И Галя ушла к Генке Орехову, своему нынешнему мужу, совсем не потому, что разлюбила Митьку.
«Просто…» – сказала она загадочно, видимо, рассчитывая, что Митька поймет ее без лишних слов.
Митька не понял.
Тогда Галя рассмеялась таким знакомым, ласковым и звонким, как колокольчик, смехом и сказала ему все открытым текстом:
– Дурачок ты, Митька. Ведь то, что у нас с тобой было, – это и не любовь вовсе, а так, детские игры… Настоящая любовь – она не такая!
– А какая? – все еще не понимая, о чем это она твердит, поинтересовался Митька.
И тогда Галя, бросив свое мороженое и прохладительные напитки, запертые в холодильной витрине на маленький ключик, повела его за собой в дальний конец парка – туда, где, кроме диких и густых зарослей, ничего не было. И там, в этих зарослях, легко и быстро лишила невинности, показав на живом примере, что же такое настоящая любовь.
А после уже, отдышавшись, грустно сказала:
– Вот если бы ты меня, Митенька, так полюбил бы, то я присохла бы к тебе намертво, и дождалась бы тебя из твоей армии, и детишек бы тебе нарожала. А ты струсил, глупый… Теперь меня другой любит…
– А ты? – с замирающим сердцем спросил Митька.
– А я? Да что я? Я ребенка жду, через четыре месяца сын у нас с Генкой будет…
Эти слова Митьку ошарашили, и он убежал с «места боевых действий», ни разу не оглянувшись.
Больше он Галю не видел. Но после первой несчастливой и неудачной любви все последующие связи с женщинами были именно такими – несчастливыми и неудачными.
Сам он, неуклюжий и скованный, знакомиться не умел, побаивался отказа и всегда думал, что будет выглядеть нелепо, приглашая понравившуюся красавицу в ресторан и уж тем более – к себе домой на чашечку чаю. Но инициативных, лишенных глупых комплексов дам в окружении Дмитрия Жидкова всегда хватало, иногда они сами находили его и приглашали к себе домой на чашечку чаю, не отпуская до утра.
А утром почему-то интересовались его жилищными условиями.
Или – бывало и такое – его зарплатой.
А одна даже спросила, есть ли у него родственники за границей.
Все они исчезали бесследно, узнавая о том, что Митька живет вдвоем с отцом в старой двухкомнатной «хрущевке» и что зарплата у него маленькая, потому что Арсений за кредит в банке пока не расплатился. Немного смущаясь реакции очередной подруги, Митька всегда добавлял, что кредита осталось не так уж и много, дела в фирме идут очень хорошо и совсем скоро, года, может быть, через полтора, у него будет очень, очень большая зарплата…