Волчья жена. Глава 3

Я зашивала охотника.

Он в кустиках присел, по надобности, а тут кабан. Молодой. Злой. Как наподдал клыками, так Смирн до самой деревни со спущенными штанами летел! Ну а там его ко мне под белы рученьки проводили, да на стол уложили.

Охотник был словоохотливым малым. У меня уже уши горели, а он все рассказывал и рассказывал, не останавливаясь ни на миг. Я все чаше на склянку с мазью обезболивающей поглядывала, думая, не намазать ли язык Смирну?

– ... Ты представляешь, вот такенная была, ну вот такенная же, - он прогнулся в пояснице и развел руки в сторону.
– А я...

– Лежи тихо, - я надавила рукой на плечи мужчины.
– А то не зашью, а вышью я тебе. Гладью.

– Да? А что вышьешь?
– Воодушевился мужчина.
– Медвежью пасть оскаленную сможешь? Я ее буду девкам показывать и рассказывать, что сам лично вот такен...
– Смирн немного подумал и увеличил замах, - не, вот такенного шатуна голыми руками вальнул!

– Цветочек я тебе вышью! Аленький!
– Прикрикнула я на охотника, чьи трепыхания грозили свести на нет всю мою работу.
– А еще жене твоей про девок скажу.

– Каких таких девок?!
– Испуганно пошел на попятную Смирн.

– Тех самых, перед кем ты голым задом вертеть собрался, - я вонзила иголку чуть глубже чем стоило.

– Ой!
– Вскрикнул охотник.
– Да я ж пошутил! Не знаю никаких девок и знать не знал. Точка!

– Угу, верю, - и снова иголку в тело.

– Уй! Злая, ты, Янэшка, - обиделся на меня Смирн.
– Я ж тебе как на духу выложил, а ты иголками в живого человека... Совести у тебя нет.

Я завязала узел, откусила ножницами нитку и бросила иглу в корытце с самогоном. Вздохнула развела пальцы и подавила желание действительно вышить кобелюке на столе что-нибудь эдакое, заковыристое, чтобы ни одна ведьма свести не могла.

Про его дух вся деревня знает. Жена регулярно дух его из чьей-нибудь постели за тело выволакивает. Крик до неба стоит, а Смирну одна редька, чуть поостынет и снова в путь. Выкладывать. И дух, и все что к нему прилагается.

Я зачерпнула заживляющей мази из крынки, шлепнула на шов и аккуратно размазала. Сверху прикрыла чистой тряпицей, а потом плотной салфеткой на клейкой основе заклеила. Вроде все. Осталось охотнику с собой кой-чего собрать и можно отправлять восвояси.

– Ну, штаны натягивай. Да без резких движений!
– Осадила я мгновенно соскочившего со стола мужика.

– Так не болит же!
– Хлопнул себя по заднице охотник.

– А ты чуток погоди, - я усмехнулась, - выть будешь, как пьяный оборотень на осенний звездопад. Сидеть дня три не сможешь. С обжиманиями также погодить придется, иначе шов разойдется и лыко мочало начинай сначала.

– Как погодить?
– Заволновался мужчина.
– Я же две седьмицы в лесу провел. Как погодить-то?!
– На лице Смирна читалась нешуточная тревога.

– А вот так, и желательно таком кверху, - я пожала плечами. Меня его семейные проблемы волновали мало.

– Янэшка, а может ты мне дашь чего, а?
– Загундосил охотник.
– А я тебе шкурку лисью, а?
– Он заискивающе посмотрел мне в глаза.

Шкурку хотелось. Очень. Но если дать этому аисту оголтелому обезболивающую мазь, то уже среди ночи он ко мне снова припрется и выть под моими окнами будет! Нет уж, пусть потерпит, ничего с ним за три дня не сделает. Ему воздержание только на пользу пойдет. Воздержание? Хм...

– А давай, - я хитро улыбнулась. Подошла к полкам и нашла нужный настой.
– На. Половина ложки три раза в день. Утром, в обед и вечером.

– И что?
– Смирн пузырек взял, и теперь пристально его разглядывал.

– А все, - моя улыбка расползлась на обе щеки.
– Все, что захочешь.

– Серьезно?!
– Просиял охотник.

Я кивнула.

Куда уж серьезней! Только захотеть у Смирна не получится. Я эту настойку мужикам у кого бабы в тягости на последних месяцах даю, чтобы полегче было. А что Смирн себе придумал - я за то не в ответе. В чужой голове копаться не обучена, да таланта к этому не имею.

Мужчина любовно оглаживал пузырек. Я смотрела и дивилась. Вот чего ему неймется? Жена красавица, дом крепкий, ребятишки подрощенные, Смирн уж ушел было, но вернулся. И как только застыл на пороге, то сразу сердце екнуло. Ну, что еще от меня надо?!

– Янэшка, а ты братца моего помнишь?

Их у охотника тринадцать было. Четырнадцатая сестрица уродилась. Вот ее помню, а остальная Сиирновская родня для меня вся на одно лицо была.

– Это которого?
– Спросила я.

– Ну...
– мужчина замялся, опустил глаза в пол и шмыгнул носом.

Понятно...

Было дело недавно, пришел один из средненьких. Волосы свои золотые на прямой пробор расчесал, розовой водой облился, новую рубаху одел. Красную. Я еще подумала, что на свидание собрался и пришел чего в подарок девице присмотреть.

Так он и собрался! Со мной! И отчего-то решил, что отказать я ему никак не могу. А я отказала. А он не понял. Пришлось за ухват браться и гнать мерзавца до двери. Все бы обошлось, чай не впервой ухажеров гонять, только ухват зелье свеженькое держал что для окрашивания волос я бабам продаю...

В общем, полыхает с тех пор братец Смирна шевелюрой цвета заката и спасения от этой напасти нет. Я же на совесть зелья делаю! С одной стороны горжусь своей работой, с другой этот умник пакостить стал по мелочи!

– Чего ему надо?
– Руки в бока уперла и на Смирна пошла. Охотник попятился.

– Дык, плачет малой. Ночами не спит. Так и на звезды завыть недолго, хоть и не оборотень он. Дала бы ты ему настойку какую, чтобы забыл он тебя, а то всей избе тошно на рожу кислую его смотреть!

– Глупость, она настойкой не лечится. Глупость она розгами по мягкому месту выбивается! Дать?
– Ласково поинтересовалась я.

– Злая ты!
– Рявкнул Смирн.
– Нешто мужика не жалко?!

– Было бы жалко, если бы он сердцем ко мне прикипел, а то ведь другим местом! Блажь в голову запала, вот он и дурью мается. Розги брать будешь?
– Снова деловито осведомилась я.