Волчья жена. Глава 3
Шрифт:
– Вадь, вот скажи как духу, я красивая?
– И смотрю на него в ожидании то ли похвалы, то ли приговора.
Хозяин ложку выронил. Закашлялся. Щи рекой полились по усам, да на стол и одежду.
– Янэшка, ты что же без предупреждения такие вещи спрашиваешь? Да еще в обед! Так и до смерти подавиться недолго, - проворчал мужчина.
– Ты сам просил, как на духу, - пожала плечами.
– Вот отвечай теперь.
Владимир замолчал. Глаза спрятал. Тряпкой утерся и руки чинно на столе сложил.
– Красивая, - молвил он.
– Очень, - добавил.
– И правда ли что по мне половина Спотыкачек сохнет?
– Грозно сдвинула брови, показывая, что не потерплю лжи.
– Сохнет, - вздохнул мужчина.
– А что не сохнуть, когда ты такая...
– Он замолчал и голову еще ниже склонил.
– Какая такая?
– Ну такая...
– Так какая?!!!
Владимир грохнул кулаком о стол. Тарелка подпрыгнула и перевернулась. Остатки щей оказались на столе.
– Что ты ко мне пристала?! Я же сказал, красивая. Угомонись, ведьма!
– Рявкнул он.
– Сам угомонись!
– Бросила я, из-за стола встала.
– Чего взъярился или тоже из той половины?!
– Ляпнула не подумав.
– А коли так?!
– Хозяин встал.
– Я что же не человек что ли? Я, по-твоему не могу что ли по девке сохнуть?
– Ну не по мне же! Ты сам посмотри, - я повертелась.
– Тут смотреть не на что. Ни попы, ни груди. Доска стиральная и то под рукой глаже будет, а ваши бабы все округлые да мягкие. И ухватить, и подержаться приятно. Лицом румяные, косой богатые. Я-то на кой вам сдалась?
– Вот права ты. Во всем права, но стан у баб наших такой, что не всяк их обнять двумя руками сможет. Ты супротив них тростиночка. Тебя не обнимать, а носить на руках хочется! Да кормить, да защищать от всех! А ты...
– А я...
– Слушала затаив дыхание.
– Ты смотришь на нас и не видишь. Будто мы место пустое или сундук не особо нужный, - понурился Вадимир.
Ууу, так не они, а я завою.
За четыре лета я не только поумнела, но и ослепла заодно. И как массовое помешательство проглядела?
– Ты не думай, Янэшка, я за себя просить не буду. Не мальчик чай. Только ты больше на эту тему со мной не говори. И без того тошно.
Тошно ему...
А мне?
Жила-была, а тут на голову толпа почитателей свалилась. Да опять же не вовремя. Может и впрямь выбрать кого, да посговорчивее, чтобы подождать мог, а там слюбится? Или стерпится... Но кого? Вершку? Братца Смирновского? Сашка кучерявого? Или...
– Вадь, а Вадь...
– Голос стал ласковым.
– Чего тебе?
– Охотник напрягся.
А я уж и передумать успела. Неправильно будет сделку ему предлагать. Не из той он породы, чтобы собачонку изображать и по зову лаять.
– Ты мясца принести не забудь, а я борща наварю, - вздохнула тяжко.
– А ватрушек сделаешь?
Я снова вздохнула.
– Сделаю.
Вадимир доел и ушел, оставив по обыкновению посуду. Вот не жена я ему и не полюбовница, а вся грязная работа на мне. Хорошо трусы стирать не носит!
***
А поутру...
Проснулась я рано. Еще петухи не пели, а я уж на крылечко вышла в шаль, кутаясь с кружечкой успокоительного отвара. Бодрящего бы заварить, да сон дурной приснился. Будто бы стою на берегу реки в Сосновом бору под тем самым калиновым мосточком, а на нем Вацлав стоит и манит меня пальчиком. Дескать, иди сюда красна девица, обниму-приголублю, жена всё же родная. А я стою ни жива, ни мертва, с места сдвинуться боюсь. Тогда он сам ко мне спустился походкой вальяжной и обнял так, собственнически. К себе прижал и в ушко засопел, и заговорил:
– Что же ты, Янэшка, забыла меня совсем? Извелся я, оголодал. Хоть бы весточку прислала. И говорит так, что сомнений нет, о чем он разговор ведет. Кем пообедать желает до под каким соусом. А руки его на моей талии сжимаются кольцом железным. Крепким - не разорвать. И больно уже, и задыхаться начинаю, но не отпускает меня волк.
– А задумала ты что, сердешная? Неужто смерти моей хочешь? Или его? Или своей? Я ведь не пощажу, Янэ. Не смогу. Измена, родная, она только кровью смывается.
До костей его шепоток продернул. Вроде и ласковый, но ласка эта ежовой рукавицей по коже прошлась.
Сказал и отпустил меня. И растаял. А я и проснулась сразу, дрожа от озноба. Что это за сон был? И сон ли вообще? Отвара отхлебнула и выдохнула. Кольцо повертела. Не снимается, зараза такая!
Снова пригубила кружку. И тут услышала: тюк, тюк... На заднем дворе буквально. Ну и что это? Пошла на звук, ступая босыми ногами по мокрой траве. Дошла, из-за угла дома выглянула и обомлела. Нет, Вадимир, мне, конечно, помогает, но чтобы до первых петухов и дрова на заднем дворе колоть без спросу? Скоро соседи пойдут коров доить и что тогда? Мигом она все Спотыкачки ославят!
– Вадь, ты о какую сосну головой ударился?! Давай, одежонку накидывай, и шуруй отсюда, пока небылицы по деревне не полетели!
– Помолчи, Янэ. Голова раскалывается. Думать много пришлось, а я к этому делу непривычный. Все руками больше, - тюк, очередной чурбачок надвое развалился.
– Оно и видно, что руками привычный, - и загляделась на эти самые руки. Здоровенные, тугими буграми мышц перевитые. Как он там говорил? На руках носить хочется? Этот отнесет, пожалуй, верст так за десять, а потом и обратно силушки дотащить хватит.
– Чего тебе на своем дворе не думалось?