Волд Аскер и симфония дальнего космоса
Шрифт:
Когда он закончил читать, а коммуникатор переводить, я взглянул на класс. Судя по общему молчанию и десяткам устремленных на меня пар, троек и десятков глаз, все остальные были с ним согласны.
– Вы меня неправильно поняли, – мрачно сказал я и принялся объяснять с начала. Объяснения потребовали привлечения видеофильмов и заняли больше времени, чем сам рассказ. Кое-как мы дохромали до общественного устройства и воспитания детей.
– А что такое воспитание? – тут же переспросили меня.
– Воспитание – это когда ребенка наказывают за то, что он сделал что-то плохое, – недоуменно ответил я. Ну как это-то не понимать?
Мой ответ вызвал шквал новых вопросов:
– Что такое плохо? Зачем наказывать?
Что такое плохо? Как объяснить тем, кто никогда не жил в большом обществе, что такое хорошо и что такое плохо? Вроде бы очевидные вещи, но я вдруг понял, что и тут не могу сказать ничего конкретного. Надо будет об этом подумать… сегодня вечером.
– Плохо – это когда ребенок нарушает общие правила, или делает опасное для себя. Например, переходит улицы на красный свет, или еду у другого отнимает, или игрушки. Если за детьми не смотреть, то они могут и грязи наесться.
– А зачем наказывать за то, что он отнимает еду? – удивилось существо с крокодильей мордой, – Тот, кто сильнее и сможет отнять еду у всех, станет самым успешным, и за это надо хвалить.
– А почему дети едят грязь, вы что, не даёте им еды? – спросило молчавшее существо сферообразной формы с заднего ряда.
– Еды у них достаточно, дети, они такие, могут попробовать её просто из любопытства.
– Наказания? Какой ужас, – в очередной раз ужаснулась летяга, – А мы своих детей не наказываем. Мы заводим детей для того, чтобы поделиться с ними разными радостями, а также мастерством фигурного полета. Они как-то и не балуются. А грязь они у нас сами не едят. Она же невкусная…
Я открыл рот и закрыл. Попробуй объяснить тому, кто всю жизнь прожил в дупле, что такое ребенок среди грязи мегополиса, или что такое дошкольник среди стиральных порошков в жилом блоке. Помню, какая паника случилась в моем детском саду, когда двое шестилеток на спор наелись хлорки…
– После детского сада дети у нас попадают в школу, – и я показал на рисунок, где учительница показывала детям на доске буквы, – уроки идут по пять – шесть часов, это примерно полдня.
– А что, ваши дети могут сидеть неподвижно так долго? – не унималась летяга, – А если им захочется побегать, или их заинтересует что-то другое?
– Их накажут. У нас мало времени, а детей надо научить множеству наук, и математике, и физике. Нам нужны хорошие специалисты, а не люди, которые бродят без толка… У нас есть такая школа, и потому, возможно, и получилось так, что это мы прилетели к вам, а не вы к нам.
На этот раз все промолчали.
– Давайте лучше я расскажу вам о нашем общественном устройстве. Раньше у нас было много непорядков, войн и страданий. Теперь у нас уже много сотен лет единое всепланетное правительство, которое следит за общественным благополучием. Мы все живем в единой правовой системе. Специальные органы строго наказывают тех, кто нарушает законы и пытается получить больше, чем другие. Для этого у нас по всей планете действует единая компьютерная система, которая каждый месяц сравнивает наши расходы с нашими доходами. Если человек тратит больше, чем положено, значит, он где-то обворовывает других. Его ловят и наказывают.
– У нас все получают одинаково. Немного, зато всем хватает и никому не обидно. Этот объём называется Гарантированный Минимум Счастья. Все ходят на работу по шесть часов. Тех, кто не ходит, тоже ловят и наказывают, чтобы они от голода и безделья не начали вредить другим.
– А кто мешает этим специальным органам ловить и наказывать тех, кто не преступник? – прозвучал ещё один неожиданный вопрос.
"А кто им мешает? – подумал я, – А никто им не мешает".
Человек, который пошел в судейские или в полицию, сразу приобретает намного больше возможностей, чем рядовой потребитель ГМС. Я с детства слышал множество историй про то, как полицейские отбирали
– У нас эти органы разделены на три структуры: розыск, судьи и прокуратура. Они должны следить друг за другом. За ними должны следить выборные мэры – начальники городов. Если мэр плохо следит за своей полицией, то его переизбирают, а на его место выбирают другого человека, – ответил я, а сам подумал, что что-то я ни разу не слышал про мэра, смещенного до окончания срока. Зато про то, как исчезают в направлении начальства предметы искусства, сделанные людьми из подручных материалов, слышал неоднократно.
В классе опять установилось глубокое молчание. Я понял, что опять будут необходимы объяснения.
– А каких же тогда размеров эта ваша единая правовая система, если вы все в ней помещаетесь? – задало вопрос маленькое, незаметное существо, сидевшее на первой парте. До этого оно молча конспектировало весь наш бред. Оно было в скафандре земного производства, и только когда оно подняло голову, я отметил, что у него огромные глаза, в пол-лица. Оно немного посмущалось и добавило:
– У нас, например, глава племени может проконтролировать справедливый дележ только среди тех, кто сидит с ним на одном дереве, но не больше. А ваша система – это такое большое, до неба, здание, да? Нам показывали фотографии ваши первые люди. А что тогда будет, если из него выйти?
О, Великий Космос! Дай терпения мне, сидящему на ветке единой правовой системы!
– Это не здание, это единые законы плюс передача информации о тебе в единый центр. Вы, прошу вас, – обратился я к крылатому, – прочитайте то, что записали про общественное устройство на Земле-1.
Крылатый курсант послушно встал и начал читать:
– Земляне с детства приучают детей к тому, что за ними всегда следят, и при малейшем отклонении от предписанного поведения они будут наказаны. Маленьких землян с детства учат разным наукам и умениям, но запрещают радоваться. Когда они вырастают, они всё свое время тратят на производство вещей. Тех, кто не хочет тратить всё свое время на производство вещей, ловят, и им делают больно. Уйти от поимки невозможно, так как информация распространяется по всем обжитым местам. Изменить порядок невозможно, так как общественные организации запрещены. Всё, – он закончил и посмотрел на меня.
Меня затопила волна возмущения, побуждая резко ответить на эту наглую издевку. Затопила и отхлынула. Я вдруг понял, что крылатый инопланетник в нескольких словах очень удачно сформулировал то, что мне больше всего не нравилось в земной жизни, то, от чего я в итоге сбежал в космос. Пожалуй, что он прав. Во что превратились мои друзья детства? Полное отсутствие необходимости думать о сути происходящего вокруг превратило их в чудовищ, в существ, лишенных главной человеческой черты – понимания смысла своих действий. Почему-то вспомнился Алекс, то, как он незадолго до моего отлета со смехом рассказывал историю одной попойки. Они тогда упились так, что почти потеряли контроль над собою. Наибольшее веселье у него вызывала история одной девушки, которую поимел один парнишка из их компании за то время, пока её тошнило через перила. Она так удобно через них перегибалась (дело происходило в загородном доме отдыха), а он как раз возвращался из туалета и не смог пройти мимо. Самый смех у Алекса вызывал тот момент, что она так и не получила положенного ей за секс ГМС-талона. Наутро никто не признался, а ей спьяну было не до того. У меня эта истории вызвала омерзение. Все остальные весело смеялись.