Волею богов
Шрифт:
Они будут говорить так: "Ты утверждал, будто ведаешь, желания богов, считал, что исполняешь волю великих. Ты рассказывал нам, как нужно поступить, дабы сердца богов были удовлетворены. Ты полагал, что более всех знаешь, что для них лучше, а что хуже. Ты смел нам давать советы, как умиротворить предков, как снискать их благорасположение. А мы не могли даже усомниться в их истинности. Ты считал себя в праве судить, что есть добро, а что зло, что достойно, а что нет. Ты даже мог распоряжаться человеческой жизнью, решая, кому жить, а кому умереть на жертвенном камне. А вот теперь боги оставили нас. И не потому, что мы неправильно поступали с ними, а потому, что ты, считавший себя выразителем их воли, совершил чудовищный поступок против тех, кого почитал. Чего ты заслуживаешь после этого? Из-за тебя, мы, совершенно невинные, лишились покровительства великих. Нам
На последних словах сердце мужчины сжалось, он тряхнул головой, в надежде сбросить тревожные сомнения - бесполезно. Люди жестоки. Они ценят только результат. Им не важны вложенные усилия. Никто не вспомнит о том, чем Истаккальцин пожертвовал ради высокого служения, как изводил себя постами, ночными бдениями и молитвами, как на долгие дни удалялся в дикую местность, рискуя быть съеденным пумой или укушенным гремучей змеёй, как подолгу простаивал в ледяных водах горного источника, как проливал кровь, исколов все уши, руки и бёдра. Одна единственная ошибка - и всё уничтожено. Стоит только раз оступиться, как заслуги всей жизни мгновенно теряют цену, будто бы их и не было вовсе. Годы беззаветной заботы о богах пропали зря. Ведь когда дела идут хорошо, люди воспринимают спокойствие и процветание, как нечто само собой разумеющееся, и не благодарят. А вот если привычный порядок рушится, они начинают искать виноватого для безжалостной расправы.
Ход горестных раздумий прервал шум, доносящийся из окна. Истаккальцин прислужатся - чьи-то голоса. Мужчина накинул на плечи пёстрый хлопковый плащ, сунул ноги в сандалии и вышел во внутренний дворик. Служанка разговаривала с какой-то женщиной, явно не желая пускать её к хозяину. Служитель культа приглядится и узнал в ночной гостье Чикоме Текпатль (25), известную травницу, торгующую редкими растениями, к которой он много раз обращался за тем или иным снадобьем. Та уже сама заметила первосвященника и обратилась к нему:
– Господин, я знаю, Вы уходите. Я не могла прийти к Вам днём, меня могли заметить. Но мне хочется дать Вам на прощание небольшой подарок. Думаю, он пригодится в дороге, ведь наверняка Вам придётся лечить и раны, и болотную лихорадку, - сказала она и протянула большой свёрток с чем-то жёстким.
Истаккальцин развернул его и с наслаждением вдохнул пряный землистый аромат целебного корня. Иселеуа - редчайший кустарник. Такой запах нельзя спутать ни с чем. Исключительно дорогой компонент многих снадобий.
– Зачем? Он ведь такой ценный?
– недоумённо спросил жрец, не зная стоит ли брать подарок или вежливо отказаться.
В тусклом свете стало заметно, как женщина улыбнулась:
– Берите-берите, - сказала она, явно довольная собой, - Я лишь хотела оставить о себе хорошую память. Как-то я нашла за день сразу два таких корня. Один я хорошо продала, а второй - оставила. Мне казалось, он послан богами не спроста, его не стоит продать на рынке, он должен сослужить службу тому, кто в нём нуждается сильнее всего. Вам предстоит большой путь. Не всем суждено перенести его. Болота опасны. Знаете сами.
– Признаюсь, у меня нет такого, и я хотел бы его иметь. Что же до богов, думаю ты и сама знаешь.
– Истаккальцин всячески избегал говорить прямо вслух.
– Не буду спорить, мой господин, - загадочно произнесла травница, - Но я ведь тоже общаюсь с предками, конечно не так, как Вы. Не скажу всего, потому как не уверена полностью. Но у Вас может быть всё хорошо. Я видела.
– Подожди, - сказал первосвященник, и поспешно удалился в свою комнату. Он взял с домашнего алтаря большую керамическую фигурку Шипе-Тотека (26), бога растительности, красивую ярко раскрашенную статуэтку тонкой работы со вставками обсидиана и перламутра. Наверняка, она стоила гораздо больше, чем даже редчайший корень.
– Вот возьми, - сказал он женщине. Я всё равно оставил бы его тут, и кому бы он достался неизвестно. Тебе же он понадобится, можешь не сомневаться. С его помощью ты найдёшь ещё не один корень иселеуа.
Поблагодарив первосвященника за щедрость, Чикоме Текпатль поспешила растворится в ночи.
Истаккальцин удалился обратно и лёг на циновку. Пора спать. Завтрашний день обещает быть нелёгким. Но сон всё
Однако с чего возжигатель копала взял, будто в послании говорилось о нём и о его народе? Быть может, предки рассказывали о других людях и землях? Тогда почему же великие обратились именно к Истаккальцину? Нет никакого смысла сообщать жрецу о чём-то, что никак не связано с его жизнью. Ведь это совершенно бесполезно. Хотя, если задуматься, присуща ли богам рациональность? Поступают ли они всегда целесообразно или руководствуются каким-то другими мотивами? И опять молодой первосвященник не мог ответить. Мотивы действия высших сил всегда скрывались от него за пеленой тайны. Мужчина даже вознегодовал от прозрения: он столько лет служил великим, так много изучал их дела по священным книгам, общался с ними, прикасался к вещам, наделённым их благодатью, приносил в дар свою кровь и человеческие сердца, а теперь вот не может ответить на такие, казалось бы, простые вопросы. Но всё же жрец ни разу не слышал о пророчествах, которые нельзя было никак применить. Все послания предков и духов оказывались о чём-то важном, относящемся непосредственно к их адресату. Даже если слова детей Дарителя Жизни истолковывались неверно, потом всегда оказывалось, что в них содержалось или предупреждение, или руководство к действию. Однако сейчас Господин Белого Чертога не мог ничего решить. Значит, время ещё не пришло, - заключил жертвователь. Оставалось только одно - ждать.
Огонь в очаге начал гаснуть. Тьма заполнила комнату, скрыв и стопку кодексов в углу, и глиняные фигурки предков в нише. Так и не успокоившись, Истаккальцин сбросил одежду и растянулся на жёсткой циновке. В то же мгновение молодой жрец понял, как болят колени и гудят кости, как щиплет усталые глаза и тянет зажатые мышцы спины. Укрывшись сверху пёстрым плащом, он попытался заснуть или хотя бы отдохнуть перед нелёгкой дорогой.
Глава 4. Взгляд с высоты
Новый день. Какой он солнечный и ясный. Чистый прозрачный, словно горный хрусталь, воздух наполняло пение птиц. Лёгкий ветерок принёс из сада свежий аромат трав, разбуженных капельками росы. Такое утро могло вполне показаться прекрасным, умиротворяющим, исполненным вдохновения и надежд, если бы не роковые события двумя днями ранее. И, несмотря на яркие краски, чудесные звуки и запахи, на сердце у Уэмака лежали грусть и тревога. Всё уже решено. Путь выбран. Вещи погружены. Оставалось только отравиться в дорогу. Молодой мужчина нервно сжимал в руках чашку какауатля (27), делая мелкие редкие глотки. Кусок не шёл в горло, но царевич заставлял себя пить, думая, будто бодрящий напиток позволит побороть внутреннюю дрожь.