Вольф Мессинг. Судьба пророка
Шрифт:
Вольф узнал район. Где-то здесь жил знакомый мясник, почитатель его таланта, у которого он однажды был в гостях. Мессинг дождался первых проблесков рассвета и замер на месте, увидев на стене ближайшего дома приклеенную листовку с его портретом и текстом, обещавшим награду в 200 тысяч марок тому, кто укажет местонахождение врага германской нации.
Мессинг на мгновение задумался, но все-таки постучал в дверь лавки мясника.
– Кто это? – услышал он за дверью знакомый голос.
– Свои, – тихо ответил Мессинг.
Мясник осторожно приоткрыл дверь и, не поверив глазам, протер их.
– Вольф
– Возьмите их, – полушутливо заметил Мессинг.
– Что вы, господин! – засуетился торговец. – Какие слова вы говорите? Я всегда восхищался вами. Но так резко изменилась жизнь… Извините, но я не могу принять вас достойно, как вы этого заслуживаете! Достойно вашего божественного таланта! Извините… Вот если бы вы согласились… Извините… Согласились жить в подвале… Там вас никто не найдет… Туда никто не заходит. Даже я редко вспоминаю о нем. Я поставлю вам койку. Буду приносить еду. Извините, господин Мессинг! Но в другое время… Сами понимаете…
Мясник принес книги и еду, которая после долгих дней голода показалась Мессингу самой вкусной и изысканной на свете. А потом сон сморил его. Проснулся он от какой-то мучившей его во сне мысли. Лежа на старом и колком матрасе, Мессинг задумался о своем будущем. Возможно, Гитлер разыскивает его, чтобы заменить им Ганусена? Но через минуту отказался от этой версии. Он предрек фюреру смерть после похода, который уже начался. Об этом предсказании знает вся Европа. Гитлер наверняка хочет жестоко расправиться с ним. Как проверить?
Мессинг напрягся до предела, пытаясь разгадать планы Гитлера и внушая ему: «Подумай о Мессинге! Подумай о Мессинге! Что ты собираешься делать с ним, что именно? Задержишь его?! А потом убьешь публично?» Но подсознание молчало. Слишком далек был от него индуктор. Мессинг впал в транс и увидел трупы голых людей, перевозимых на тележках в крематорий. От ужаса похолодело сердце. Чтобы оторваться от страшных видений, пришедший в себя Мессинг взял в руки одну из книг, принесенных мясником. В ней рассказывалось о том, как следует разделывать туши…
Четыре дня провел Мессинг в подвале. Но мысли о страшной судьбе соплеменников не покидали его, и Вольф, презрев осторожность, тихо выбрался на улицу. В глаза бросилось объявление, висевшее на доме мясника. Осторожно, чтобы не оставить на стене клочков бумаги, Мессинг отклеил его, сложил и спрятал в задний карман брюк. Вдруг резкий свет фонарика осветил лицо.
– Майн готт! – раздался голос немецкого офицера, появившегося из-за угла дома во главе патруля. – Герр… Вольф Мессинг! О-го-го! Зеер гут! Зеер гут! – радостно завопил офицер и вытащил из планшета обрывок объявления с изображением Мессинга. Было темно. Мессинг сделал несколько шагов назад, удаляясь от света фонарика. Офицер подбежал к нему: – Мессинг! Мессинг!
«Я – писатель! Я – писатель!» – внушал телепат. Офицер на секунду заколебался и вперил взгляд в фотографию.
– Найн Мессинг! Комм цу мир!
«Я – писатель!» – из последних сил повторил Мессинг и вдруг ощутил мощный удар в челюсть, опрокинувший его на землю.
– Юде! –
Вольф вместе с кровью выплюнул несколько зубов. Голова кружилась. Мысли перемешались.
– Я – писатель, – прошептал он.
Офицер, все-таки попавший под его влияние, не решился сразу отвести Мессинга в комендатуру и потребовать награду, а отправил в участок, где быстро разберутся, что он за птица.
Запертый в карцере участка, Вольф понимал, что счет его жизни пошел на минуты. Раскалывалась голова, ныла разбитая челюсть, но расслабляться было нельзя. Жизнь или смерть… Их могли разделять мгновения. Еще никогда Вольф Мессинг так не напрягал свою волю, как сейчас. Мимоходом подумал, что именно сейчас выяснится, действительно ли он мастер волшебства, как писали о нем газеты. От дикого напряжения он съежился, побледнел и тут, едва не потеряв от слабости сознание, наконец услышал, как поворачивается ключ в замке.
В карцер вошли солдаты, в том числе вооруженные автоматами и пистолетами, и, тупо глядя на каменный пол, уселись на скамейку рядом с Мессингом. Они были загипнотизированы. За исполнение такого номера на сцене Вольф Мессинг был бы засыпан цветами, заслужил бы море оваций, но сейчас, даже не думая об этом, боясь лишним движением или шумом нарушить гипноз, он быстро выскочил из камеры и закрыл ее с внешней стороны на задвижку.
Выйдя на улицу, не побежал, чтобы не обратить на себя внимание, а стал петлять по переулкам направляясь к восточной окраине Варшавы. Едва не напоролся на колонну немецких танков, продвигавшихся в сторону гетто.
Несколько раз его выручал польский язык, который он знал в совершенстве. При виде немцев он здоровался с поляками, как с закадычными друзьями, и те, не зная его, на всякий случай приветственно кивали головами. Только войдя в лес и углубившись в чащу, Вольф присел на пень, чтобы перевести дыхание.
– Еврей? – неожиданно услышал он за спиной хриплый голос с местечковым акцентом.
– Еврей, – подтвердил Мессинг и, обернувшись, увидел седого как лунь старика с почерневшими от дорожной грязи пейсами. Старик показал взглядом на восток, в сторону советской границы.
– Там наше спасение!
Мессинг хотел сказать, что не уверен в этом, что советские пограничники могут принять их за немецких шпионов или вообще, как перебежчиков, вернуть обратно. Он давно следит за действиями Гитлера и Сталина и понимает: они оба тираны, мечтающие завладеть миром.
– Сталин! – воздел руки к небесам старик, и Мессинг кивнул ему, что согласен идти вместе.
Когда деревья уже закрыли заходящее тусклое солнце, к ним присоединился третий еврей в одежде, покрытой засохшей грязью. Он тоже бежал из гетто и тоже по системе канализации. Увидел полуоткрытый люк, нырнул в него, несколько суток метался по подземным туннелям, иногда по колено в воде, иногда по горло, и вода вынесла его прямо к Бугу, куда стекали городские отходы. Он нанес эти каналы на карту, и по ним можно попасть в гетто. Туда уже отправлена первая партия оружия, но его катастрофически не хватает. Люди в основном вооружены палками и камнями. Советские войска приближаются к Варшаве. Должны помочь узникам гетто. А если не удастся, они поднимут восстание. Лучше погибнуть в борьбе, чем в душегубке.