Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье
Шрифт:
Затем он выключил душ и, вытираясь мохнатым полотенцем, стал смотреть в огромное, висящее на стене зеркало. Да. Лицо уже тронулось морщинками, а тело еще молодое, без жировых наплывов и старческих впадин.
— Ну, вот и живи один до старческих впадин, — зло проговорил он и, одевшись, вышел из ванной комнаты, физически чувствуя себя облегченно и свежо.
Часов в одиннадцать вечера, когда Петин вернулся с рыбалки, он позвонил ему и пригласил к себе.
— Что обеспокоило вас? — войдя в квартиру, спросил Петин и уже готов был рассказать
— Еду на Черные земли, — а сам подумал: «Заеду к Елене. И неожиданно. Специально, как предлагала Татьяна Яковлевна, ехать неудобно, а тут вроде по пути». И новая мысль: «Надо нам зарегистрироваться и всем объявить: муж и жена, — вот тогда заглохнут сплетни. Поженимся, и все пойдет по-другому…»
— Когда едете? — спросил Петин.
— Утром.
— Какие оставите распоряжения?
— Поезжайте на Черные земли и ждите меня там. Ну, хотя бы в районе… — Аким Морев посмотрел на карту и ткнул пальцем: — В местечке Утта.
— Цель?
— Я уже как-то говорил вам: там, в степи, гуляют десятки тысяч голов рогатого скота… А мы от них и кружки молока государству не даем. Разберитесь, в чем дело. Встретимся на пастбище колхоза «Гигант».
— Хорошо, Аким Петрович. Верьте, разберусь, — с благодарностью за доверие взволнованно проговорил Петин.
Утром Аким Морев первым делом разыскал паспорт. И только теперь впервые прочитал — «бессрочный».
— А я — то беспокоился, — усмехнулся он и тут же услышал стук своего сердца. «Неужели я получу право, знакомя ее с кем-нибудь, говорить: «Моя жена Елена Петровна», — а она: «Мой муж Аким Петрович»? И вдруг он услышал ее слова: «Хочу вас видеть. Очень-очень-очень». И у него появилось страстное, необоримое желание быть ее мужем. — Хочу видеть, видеть, видеть, — повторял он ее слова, всматриваясь в утреннюю зарю, и вдруг рассмеялся: — Вот, если бы Сухожилин увидел меня в таком состоянии: «Влюбленный секретарь обкома».
В дверь постучались, и тут же вошел шофер Иван Петрович.
— Здравствуйте, Аким Петрович, — сказал он. — Тронемся?
— Тронемся.
— Направление?
— Черные земли через Разлом.
— Через Разлом — хорошо: там заправлюсь. А то туда-сюда до Черных земель километров пятьсот.
«Каждый думает о своем: я — о Елене, он — заправиться», — усмехаясь, подумал Аким Морев и, положив в чемодан шелковую рубашку, следом за шофером вышел из квартиры.
Сев в машину, сказал:
— Иван Петрович, пока едем городом — а тут ведь километров тридцать будет — я подремлю. За городом разбудите меня.
— Ладно, — ответил Иван Петрович, усмехаясь.
— Вы что усмехаетесь?
— Скорее машина задремлет, а вы — нет. Вот Опарина я возил… Тот как сядет в машину, только и скажет: «Давай туда-то», — и уже через минуту спит. А приедем на место, проснется и скажет: «Где и поспать, как не в пути». Недосыпает, бедняга. Я, Аким Петрович,
— А как же!
— О чем угодно? Не о дурном, конечно.
— Да. Слушаю.
— Сынки у меня. Представьте себе, один из них, допустим, мечтает так: «Выучусь и стану председателем облисполкома», — другой: «Выучусь и стану секретарем обкома». Имеют право на такое мечтание?
— А как же? Иначе мы без смены останемся.
— До чего верно, — сказал Иван Петрович и долго молчал, то и дело посматривая на Акима Морева. Затем сказал: — А дальше могу вас спросить?
Аким Морев рассмеялся:
— Философствуете?
— Жизнь требует, Аким Петрович. Мечтают, например, мои сыны или там сыны другого, а глянут на вас или на Опарина и скажут: «Нет, не хочу быть секретарем обкома. Нет, не хочу быть председателем облисполкома!»
— Это почему же?
— Что у вас за жизнь? Обком — квартира, квартира — обком. У Опарина: облисполком — квартира, квартира — облисполком. Ни днем, ни ночью покоя нет. Простой рабочий или служащий отработал определенные часы и делай что хочешь. Хочешь в кино — ступай, хочешь на Волгу — ступай, хочешь книжку почитать — читай. А вы, актив, как на привязи у работы.
«А он, пожалуй, прав», — подумал Аким Морев, но промолчал.
— Я вот когда-то работал у председателя Куйбышевского облисполкома. Славный был человек Николай Николаевич. Жил, как и все. Часиков в десять являлся на работу, потом часиков в семь — домой. Пообедает и — на рыбалку или куда. Только однажды ему кто-то большой из Москвы в три часа утра позвонил… и пропал Николай Николаевич: каждый день стал сидеть в облисполкоме до трех-четырех утра, ожидая звонка. Сам сидит и весь аппарат держит. Я сбежал от него… На анекдот похоже, но факт. Ну, так на Разлом сначала?
Аким Морев задумчиво, тихо произнес:
— А если сначала на ферму к Елене Петровне?.. Помните, в марте были?
— Без заезда на центральную?
— Без.
— Понимаю, — произнес шофер и решительно добавил: — И одобряю.
— Что? — дрогнувшим голосом спросил Аким Морев.
— Можно сказать, Аким Петрович?
— Никогда и ничего не запрещал вам говорить, — ответил тот, уже догадываясь, о чем хочет сказать Иван Петрович, да ему и самому в этот час хотелось поговорить с кем-нибудь об этом.
— Однажды я ее видел, — задумчиво начал Иван Петрович, — и не забуду. Душевная, я бы сказал. И любит вас. Помню, как вы утречком тогда от стога шли, а потом прощались. Говорит вам слова такие: «Езжай к своему большому столу», — вроде как бы гонит, а сама тянется к вам, будто травка к солнцу.
«Травка, травка! Как бы эта травка не отравила меня», — вдруг пришла едкая мысль Акиму Мореву, но он тут же обругал себя и попросил Ивана Петровича больше не говорить о Елене.
— Молчу. А к ней — степями, через Красные лиманы. Помните, где на гусей-то охотились?