Волгины
Шрифт:
«Крестоносец… — опять подумал Анатолий. — Надо снизу, под углом тридцать пять градусов…» И он устремился к самолету спереди и снизу, стараясь соблюсти требуемый угол.
В сотую долю секунды перед его взором пронеслась масса подробностей — тонкие поперечные полосы на крыльях пикировщика, застекленный каркас кабины, обведенные белой каймой кресты. Анатолию показалось — «юнкерс» со страшной быстротой напал на него, по это он сам несся ему навстречу, прямо под брюхо, как выпущенная из лука стрела. Он уже ловил самолет в визир прицела, давая нужное опережение, он уже готов был нажать
— Шатров! У вас слева «мессер»! Отразить атаку!
Сделав почти инстинктивное движение, Анатолий перевернулся через крыло. Вместо «юнкерса» левее он увидел мелькнувшую тень немецкого истребителя. Пустив в него огненную трассу пуль, Анатолий увеличил скорость и опять поймал «юнкерса» в визир прицела.
— Да бей же его в дыхало! — послышался звенящий от ярости голос командира звена.
Шатров нажал гашетку, следя за вспыхивающей в белом свете дня желтоватой пулеметной трассой. Огненный пунктир обрывался у самого днища бомбовоза, точно втыкаясь в него.
«Попал, — ликующе отозвалось в его сердце. — Ну, вот видишь», — сказал кому-то про себя Анатолий.
Из «нутра» пикировщика зазмеился красноватый дымок, он все густел, и «юнкерс», как раненый коршун, потянул в сторону от переправы. Угар боя охватывал Шатрова. Теперь уже самовольно, но слыша команды Виктора, он взял «горку», взвился, как кобчик, не замечая, что два «мессершмитта» берут его и огненные клещи. Но он увидел и другое, и это другое воспламенило его, как спичку. В каком-то еще не знакомом опьянения яростью он ринулся вниз, и выпущенная немецкими истребителями запоздалая пулеметная струя прожгла правую плоскость его машины. Но Анатолий, как мальчик, увлеченный опасной игрой, не заметил и этого. Он видел перед собой только хвост вражеской ускользающей тяжелой машины и был полон единственным желанием настигнуть ее.
— Молодец, Толя! Одного пикаря сбил, — сказал, задыхаясь, Виктор. — Для начала совсем неплохо. Повторить атаку на пикарей!
Увернувшись от наседавшего «мессершмитта», Виктор стремительно нырнул вниз, под бомбовозы, потерявшие строй и делавшие новый разворот для удара по переправе.
Пара советских истребителей заходила им под самое пузо, и «юнкерсы», воя и отстреливаясь, торопились поскорее спикировать на мост и сбросить бомбы. Но не тут-то было! Виктор и Анатолий, оторвавшись от «мессершмиттов», вновь очутились в выгодной позиции и кинулись снизу на бомбовозы.
— Я — первого, ты — второго! — скомандовал Виктор.
И, не обращая внимания на наседавших сзади «мессеров», взял нужный угол, поймал в прицел моторную часть переднего «юнкерса», всадил в него короткую пушечную очередь. «Юнкерс» завыл, пошел в пике, — выбрасывая на лету весь запас стокилограммовых бомб.
Виктор встретил его вторично при выходе из пике, сблизился до ста метров и вогнал в плоскости рядом с фюзеляжем, как раз в то место, где расположены бензобаки, вторую порцию металла.
Рыжее пламя так и брызнуло из-под крыла, черно-желтые жгуты мигом обвили штурманскую кабину и фюзеляж… Но Виктор уже не следил за тем, что будет дальше с пикировщиком. Он вынужден был отражать атаку двух «мессершмиттов». Они набросились на него, как остервенелые осы, злобно жужжа и пытаясь жалить со всех сторон. Бой с истребителями, которого так жаждали немцы и которого не хотел Виктор, все-таки был навязан советским летчикам. Клубок самолетов зароился над переправой.
А Толя Шатров совсем опьянел от боевого азарта. При атаке второго бомбовоза он промахнулся, но «юнкерс» все же отклонился от правильного курса и высыпал свой груз далеко от моста. Часть «юнкерсов» совсем не пикировала и поспешила уйти на запад. За одним из них погнался было Шатров, но Виктор сердитой командой остановил его.
— Береги боеприпасы! — услыхал Анатолий голос «ведущего».
Теперь уже сразу четыре «мессершмитта» напали на Виктора, и Шатров помчался к нему на выручку. Виктор увертывался от немцев, то переходя в глубокое пикирование, то взмывая кверху. Анатолий старался держаться к «ведущему» поближе. Голова его горела, точно зажатая в раскаленные обручи, во рту пересохло, в глазах мелькали красные круги. Внезапно он увидел под собой немца и почувствовал, как самолет сильно тряхнуло.
Повидимому, пулеметная очередь пробуравила одну из плоскостей. Толя взял «горку», и за эти полсекунды, пока он готовился атаковать «мессера», норовившего зайти Виктору в хвост, в ходе воздушной битвы произошло то, что ускорило ее развязку.
Виктор Волгин во время боя думал сразу о нескольких вещах: об еще не утраченной возможности преследовать бомбовозы и нанесении им еще одного удара, о том, чтобы не только отбить атаку назойливых «мессершмиттов», но и уничтожить их, и о том, чтобы в нужный момент защитить «ведомого» Шатрова, горячий характер которого внезапно обнаружился в бою. Куда девались вялость и медлительность молодого летчика! Неудержимая отвага, горячность и даже опрометчивость Шатрова были налицо. Это радовало и в то же время беспокоило Виктора.
В пылу битвы он не заметил, как «мессершмитты» оттеснили его от переправы километров на пятнадцать. Немцам все же удалось одним заходом пробомбить переправу. С большой высоты Виктор, как сквозь мутное стекло, на долю секунды увидел серебряный пояс Днепра, черную полоску моста и вокруг него сверкающие столбы воды, поднятой фугасками. Какая-то часть пикировщиков прорвалась к переправе. Но и за этим следить больше не было возможности: «мессершмитты» появлялись то справа, то слева, то в хвосте, то падали вниз, и огненные вспышки пулевых трасс пронизывали вихрящийся вокруг самолета воздух.
Виктор обливался потом и задыхался от напряжения. Ему казалось, жилы на его висках лопнут, в глазах стояла красная мгла. Наконец он поймал в визир немца. Это и был тот решающий момент боя, о котором еще ничего не знал Толя Шатров.
Виктор нажал на гашетку, но ни пушка, ни пулемет не стреляли: боекомплект кончился. В распоряжении Виктора оставались только стремительная быстрота и сила собственной, машины.
Все кружилось перед его глазами. Воздух то и дело вспыхивал от вражеских пушечных и пулеметных выстрелов. Небо полыхало огнем, как в грозу. Земля застилалась чадной дымкой…