Волгины
Шрифт:
— Только не горячитесь… Имейте в виду, немцы не новички в воздухе. Они воюют уже два года.
Виктор и Родя вышли из землянки. Через пять минут два звена истребителей были уже в воздухе.
На высоте полутора тысяч метров полыхало солнце. Виктор круто набирал высоту. На востоке, точно льдины в синем половодном разливе, плавали облака. Огненные стрелы солнечных лучей пронизывали их. Поля, леса и деревни внизу были затянуты, как кисеей, тонкой розоватой мглой. На западе и на юге стояли пухлые столбы дыма. Дороги можно было различить по низко висевшей над ними пыли и по густоте ее судить о движении. Движение было всюду.
Набрав высоту в три тысячи метров, Виктор повел звено в заданном направлении. Странное дело: насколько лихо он чувствовал себя всегда на учении и в мыслях о воображаемом сражении, настолько теперь он испытывал неуверенность, какую-то неловкость. Воспоминание о первом неудачном поединке с «мессершмиттом» мучило его, и он хотел одного, чтобы это не повторилось.
Звенья шли двумя острыми углами (это был воздушный строй того времени). В ведущем звене Виктора летели Харламов и Митя Кульков, Родя вел тяжеловатого, в маневре медлительного Терещенко и опрометчиво-безудержного в полете Сухоручко.
«А ведь меня могут сбить, — подумал вдруг Виктор. — Но почему должен умереть я? Почему немец должен сбить меня?..»
— Справа «мессеры», — прервал размышления Виктора возникший в шлемофоне взволнованный голос Роди.
Два «мессершмитта» летели справа на меньшей высоте. Они вырисовывались на синем фоне леса, как два желтоватых креста. Судя по тому, как они, не меняя курса, шли на восток, Виктор заключил: немцы еще не видели советских истребителей.
Его охватило нетерпение и какая-то новая, впервые испытываемая злость. Он почувствовал одно желание — поскорее ринуться в драку! Пусть смерть, пусть что угодно — только подраться! Скорей, скорей! «Ведь немцев только двое, а нас шестеро!» — подумал Виктор Он уже готов был подать команду: «Приготовиться к атаке!» — но вспомнил задание и не изменил курса.
«Мессершмитты» растаяли в сиреневой дымке…
«Так почему должен умереть я, а не он?» — опять вспыхнула назойливая мысль.
Виктор кинул взгляд налево. Большая группа бомбардировщиков журавлиными косяками — по семи в каждом — тянулась на большой высоте левее солнца.
«Они!..»
Виктор насчитал четыре косяка, кроме идущих с обеих сторон истребителей.
«Штук тридцать, не считая „мессеров“», — определил Виктор и скомандовал:
— Набрать высоту! Приготовиться к атаке!..
Вражеские самолеты легли ниже, плоскости их радужно, как стрекозиные крылья, заблестели на солнце.
— В атаку! Полубояров, атакуйте хвост колонны! — скомандовал Виктор.
Он дал предельный газ, оглянулся, за ним, косо развернувшись вправо, неслись Кульков и Харламов. Родя, отвалив влево и чуть поотстав, уже настигал со своим звеном хвост вражеской эскадрильи… Чутье, как у орла или ястреба, завидевшего добычу, подсказывало Виктору, что немцы уже заметили шестерку советских истребителей, что «мессершмитты» где-то над головой, слева и справа, и что надо торопиться, а то будет поздно…
Ни о каких правилах боя Виктор теперь не думал. Чутье руководило его движениями, выпадами, боевыми фигурами. В одну-две минуты произошло столько случайностей, столько проделано непредвиденных движений, что обдумывать каждое из них было невозможно.
Видя, как вражеские истребители круто набирают высоту, Виктор бросил свою машину и пике на голову первой колонны «юнкерсов». Бомбардировщики плыли своим курсом, ничуть не снижаясь, не отклоняясь ни влево, ни вправо. Немцы сразу разгадали замысел советских летчиков, и рой «мессершмиттов» заклубился вокруг увертливых «ястребков». Воздух наполнился характерной напряженной музыкой воздушного боя — стрекотом пулеметов, то басовитым, то высоким завыванием моторов…
Виктор обрушил самолет на ведущий «Ю-88» в то время, когда на него самого уже наседали сзади два «мессершмитта». Они заходили Виктору в хвост, он это чувствовал, но уже не мог оторваться от цели. Страсть человека, кинувшегося в драку, полностью овладела им.
Внезапно впереди возник черный и острый, как у рыбы, хвост пикировщика. Виктор поймал в круг прицела туловище вражеской машины. Но Кульков, обязанный прикрывать Виктора, не выдержал вида несущихся на них «мессершмиттов» и нырнул вниз, под самолет товарища.
Две длинные пулеметные очереди — немца и Виктора — прогрохотали одновременно…
Немец «промазал» и это спасло Виктора, дало ему возможность дать вторую, более меткую очередь по неуклюжему «юнкерсу».
— Немец горит, — послышался в шлемофоне слабый голос Харламова.
Злобная радость охватила Виктора. Он почувствовал, что ничего похожего на то, что он испытывал в первом бою, на этот раз не было… На какие-то мгновения он осознал свою силу: так в боксе удачный удар делает одного из партнеров более смелым и решительным. Но воздушный бой отличается тем, что в нем возможностей для раздумья гораздо меньше, чем в боксе. Время измеряется здесь долями секунд, и надо суметь выбрать момент, чтобы успеть подать нужную команду или обменяться с товарищем соображениями.
«Неужели удрал Кульков? — подумал Виктор. — Вот негодяй!..»
Он уже видел: головной «юнкерс» проваливался вниз, словно оседал на дно глубокого озера. Позади него вилась черная дымная лента. Самолет падал на лес и, вспыхнув вдруг, как лоскут бумаги, окутался черным облаком…
Это облако на какое-то время служило для русских и немецких летчиков ориентиром…
И опять Виктор почувствовал у себя на хвосте врага и ушел в сторону. Немец пронесся, не дав очереди. При большой скорости «мессершмитты» обладали невысокой маневренностью. Виктор воспользовался этим и снова обрушился на звено бомбардировщиков, сделал крутой вираж, ловя в круг прицела вражеский самолет. Так выглядела со стороны эта фаза боя. В эти минуты Виктор не мог видеть ни того, что происходило в хвосте расстроенной вражеской эскадрильи, ни того, что делал Родя…
А дела шли у Роди неплохо. В течение полминуты вспыхнул второй зажженный им бомбардировщик. Два раза Родя делал крутой разворот, уходя от наседавшего «мессера». Два раза проворный Сухоручко прикрывал его. Но в третий сам попал под огонь, вывернулся, погнался за немцем, который уже расстреливал неповоротливого Терещенко.
Никто из советских истребителей не мог сразу узнать, что это был Терещенко. Его самолет вспыхнул, как ракета, и отвесно, камнем, рухнул вниз…
Виктор все еще наседал на голову эскадрильи. Он торжествовал: звенья «юнкерсов» смешались, сваливаясь влево, на северо-запад.